Эдуард Веркин - Два рассказа

— Отпусти муху, хулиганье, — сказала сидевшая напротив старуха. — Тебя чему в школе учили?

Хиля вздрогнул и выпустил слепня.

— Сначала мух мучают, потом и людей станут, — сказала ее соседка. — У моей сватьи такой вот тоже растет…

Хиля покраснел, а окрестные старухи посмотрели на него с интересом.

— На рыбалку собрался, — сказала старуха сзади. — Шел бы лучше работать!

— Где уж им, будут они работать! Им бы дурью маяться.

— Я вот с десяти лет в няньках и сейчас полы мою!

— Они сейчас все наркоматики, — сказала передняя бабка. — Очиститель нюхают.

— Я не наркоман, — сказал Хиля, и это была его вторая ошибка.

— Какой гаденыш! Еще и огрызается! Твоя как фамилия? Не Крапов?

— Крапова я знаю, тот черненький, а этот рыжий какой-то!

— Приезжий, наверное. Приехал из города к бабушке, они там все такие, все наркоматики!

— Рыбу едет ловить!

— Вот один такой приехал тем летом, всех наших девок перезаражал!

— Чем?

— Чем, чем, СПИДом!

Старухи заткнулись и стали смотреть на Хилю уже подозрительно, а те, что были поближе даже слегка отодвинулись.

— СПИДом… — протянула старуха сзади.

— Да уж, — сказала боковая старуха. — Вон, Наташка Селезнева два месяца лечилась, пятьсот рублей заплатила. Заразит, а потом уезжает.

— Да он маленький еще вроде…

— Как же, маленький… Маленький да удаленький, маленький, а ходок!

— Вот этот вот ходок?

Скрыться было некуда, Хиля просто отвернулся.

— Ишь, отворачивается! — сказала старуха откуда-то спереди. — Нагадят, а потом отворачиваются.

— Пускай к себе в город едет, спидоносец! Кто потом такую девку замуж возьмет?

— Все наркоматики СПИДом болеют!

— Вона как морду ворочает!

Старухи вновь разом вздохнули.

— На Катерину вот такой напал, кошелек отобрал! Тоже, кажется, рыжий…

Старухи сгустились вокруг Хили, Хиля изнемогал.

— Удочек себе заграничных купил, — насмешливо сказала бабка слева. — А сам, наверно, и рыбачить-то не умеет. Лягушек, наверное, ловит.

— Умею, — буркнул Хиля. — Умею рыбачить.

— У меня в Свинкино племянник, — сказала та, что справа. — Он меня встречать будет, я ему скажу…

— Бесстыжий какой-то! — возмутилась бабка сзади. — Сидит здоровенный бугай, и на все ему плевать…

Тут Хиле стало совсем нехорошо, бабки нависали над ним, дышали на него своим старушечьим нутром и, как ему казалось, протягивали в его сторону испытующие пальцы, Хиля не выдержал и громко сказал:

— В соседнем районе вот так же бабушки ехали на богомолье, так там автобус в канаву свалился и перевернулся. От перегруженности. Возникла паника и двенадцать бабусек захлебнулись на совершенно небольшой глубине. А одной глаз каблуком выбили. А потом мы вылавливали из канавы всякую молитвенную литературу и продавали ее туристам. Вот так.

Старухи замерли и замолчали. И кроме двигателя, храпа откуда-то спереди, и буйства слепней под потолком, ничего слышно не было.

— А еще одной старушке селезенку отдавили, — добавил Хиля. — И ампутировали ногу.

Тишина продолжалась.

— Ишь ты, — тихо сказала та, что сзади. — Угрожает еще…

Остальные старухи, впрочем, к ней не присоединились, они как-то напряглись и стали оглядываться и подбирать под себя юбки.

— Потише езжай-то! — крикнула боковая водителю. — Дорога-то в кривули вся!

Но крикнула как-то неуверенно.

Хиля решил развить успех.

— Автобусы сейчас все поломанные ездят, — сказал он. — Очень большой износ, а запчастей нет. Много жертв.

— Ты мне покаркай, — сказала левая бабка и погрозила Хиле клюкой. — Я тебе по башке-то настучу! Рыбак хренов…

Может быть, это был озорной кирпич, выпавший из кузова, а может, опять же веселое полено, а может под колесо подвернулся бешеный беляк или там голодная енотовидная собака, так или иначе, случилось следующее — автобус сильно подбросило и глубоко занесло вправо, и инерция швырнула всех бабок на правую стену, прямо на Хилю.

— Переворачиваемся! — заверещала какая-то бабка.

Панику в переполненном старухами автобусе представить, конечно, нетрудно, тут не требуется ни сильное воображение и ни работа ума, достаточно представить бочку с сиамскими кошками, а потом мысленно засунуть туда собаку.

— Переворачиваемся!!! — закричали уже хором. — О-о-о!

Затем старухи вскочили пружинами и принялись умело, но истерично выбивать клюками стекла, как ни странно, выскочить в окно старухи не пытались.

И опять-таки, происходило все быстро и в молчанье, жестко, как в уличной драке и опасно. Удочки Хиле сломали и самого его больно вдавили в дверь. И еще его слегка поприсыпало противной стеклянной крошкой.

Закончилось все тоже быстро, старухи увидели, что они не гибнут и не падают в канаву, мгновенно успокоились, расселись по сиденьям с индифферентным и благопристойным видом и принялись глядеть в побитые окна. В салон ворвался водитель с монтировкой и плачущим лицом, огляделся и сказал:

— Бля…

Потом он подумал и добавил:

— Пока мне за стекла не заплатите, никого не выпущу, суки.

— А мы за счет собеса ездим! — крикнули старухи. — Он тебе и заплатит! Рули давай!

— У нас и денег-то нет! Пенсия всего ничего…

— Сам плати, крохобор!

Водитель плюнул и вернулся за руль.

— Плати ему, — бухтели старухи. — Морду наел, три дня на спутнике облетать надо…

— С каждого по десятке-то — еще не такую рожу нажрешь…

Автобус хрустнул стеклом и двинулся дальше, Хиля отряхнулся и принялся разбирать удочки — мешанину из треснувшего бамбука, лески, крючков и поплавков и разбирал ее до самого Свинкина. Старухи его больше не трогали.

Возле Свинкиной Горы старухи потребовали автобус остановить и дружно вылезли, Хиля вылез за ними, а обезображенная машина, принялась взбираться на холм. Хиля отошел от старух подальше и принялся составлять из уцелевших коленцев удочку.

Старухи отряхивались, разминали скукоженные члены, покрывали головы черными платками, и, поворачиваясь к храму на горе, крестились и кланялись. Церковь слепила высоченными куполами, говорили, что если залезть утром на колокольню, то можно увидеть Кострому, а звон в морозный день раздается на десятки километров.

— В церкву-то не ходишь? — подошла к Хиле задняя бабка.

Хиля отвернулся.

— Зря, — бабка взглянула на Хилю с неодобрением. — Поэтому так плохо и живешь.

Бабка вздохнула, перевязала наново платок и пошагала в гору. Остальные отправились вслед за ней, и от остановки, до верхушки холма протянулась длинная черная змея.

Хиля какое-то время еще сидел, отдыхал, а потом закинул рюкзак за плечо, плюнул в пыль и пошел вниз, к реке.

Юсупов осторожно и очень медленно, миллиметр за миллиметром, просунул голову в приоткрытую дверь, посмотрел направо, потом налево. В раздевалке как всегда никого не было, и тогда Юсупов просочился внутрь, потихоньку, чтобы не поскользнуться на мокром кафеле, прокрался к душевой и прислушался. Из спортзала доносились дебильные свистки физкультурника и визг прыгающих через коня девочек, все было в порядке. Юсупов ухмыльнулся натренированной (две недели перед зеркалом) улыбкой злодея и принялся за дело.