Эдуард Веркин - Два рассказа

Все автолюбители, вне зависимости от марки железного коня, предпочитали ездить по одной дороге, соединявшей берег, на котором располагалась жилая часть города, с промышленной зоной на другом берегу. Предпочитали они по ней ездить потому, что во-первых, это была единственная (кроме трассы) асфальтированная дорога в городе, а во-вторых, никакого другого пути на тот берег не было. Сама дорога проходила по лесу и удобнее места для диверсии придумать было нельзя. И одним осенним утром Юсупов, взяв мешочек с ежами, натянув большие резиновые сапоги, найденные на помойке, пошел на преступление.

Около семи все обладатели автомототранспорта гордо поедут на работу и тут встретятся с предварительно разбросанными в пяти местах ежами. Скорее всего на работу они не попадут. Могут, конечно, произойти всевозможные крушения и аварии, но это навряд ли — дорога хоть и асфальтовая, но кривая и раздолбанная, выше сорока километров все равно никто не разгоняется, так что ничего страшного нет.

Получилось все так, как планировал Юсупов — в это утро на дороге осталось пятнадцать машин и двадцать мотоциклов.

На следующее утро Юсупов расположился на возвышенности за мостом и оценивал результаты своей работы: почти никто из обладателей автомобилей и мотоциклов не рискнул поехать во второй раз — еще бы — камеры дороги, да их и не купишь — все ехали на велосипедах. Сия картина доставила Юсупову большое удовольствие, несколько мрачного оттенка.

Закономерным продолжением «Дорожной войны» стало уничтожение автопарка предприятия «Сельхозтехника». Вечером, как бы невзначай, Юсупов выронил недалеко от проходной этого гиганта индустрии большую бутыль самогона, а в три часа ночи пошел и засыпал в баки сахар. История получила огласку. Было заведено уголовное дело, но местные борцы с преступностью так ничего и не нашли, кроме следов сапог сорок третьего размера. Искать ребенка никто не стал.

Юсупов радовался.

Поскольку у «Сельхозтехники» средств для ремонта сельхозтехники не было, весенний сев был сорван, а директор предприятия Вяземцев, отец одного скверного мальчика, вылетел с работы. Таким образом, хороший почин был сделан, а справедливость восторжествовала.

Юсупов продолжил. Вредить было безумно интересно, просто замечательно. И за пять лет своей вредительской карьеры Юсупов преуспел. И в свой «Журнал вредителя», хранившийся в выдолбленной потолковой балке, помимо вышеуказанных, он занес следующие значительные злодеяния:

— ночное падение крана на стройке (отвинчены гайки крепления);

— отравление водоснабжения (Юсупов забрался на водонапорную башню и высыпал в воду сильное ветеринарное слабительное, город мучился три дня расстройством желудка);

— затопление любимой школы (кислота очень удачно растворила трубу на пятом этаже, над чертовой библиотекой, и пока прибывали сантехники, а прибыли они только утром, библиотеке был нанесен непоправимый урон);

— поджог сенокосных угодий.

И многое другое.

Многое другое включало в себя мелкие пакости, вроде заражения чесоткой собственного класса или отправления вниз по течению реки огромного ветвистого дерева, отчего все местные браконьеры в одну ночь напрочь лишились орудий незаконного лова.

Юсупов был доволен.

А по городу распространился слух, что на град сей наложено страшное проклятье невезучести, что его наложила одна святая старушка, которую местные жители обидели еще в молодости и что для того, чтобы это проклятье снять, надобно всем покаяться и желательно публично. Идея покаяния оказалась крайне популярной и в одно из воскресений большая толпа граждан, в основном бабушки, женщины и дети во главе с приходским священником, отправилась на берег реки, чтобы восславить Господа и испросить его снять проклятие.

Несмотря на все усилия, бедствия не прекратились, и тогда возник другой слух — о существующей в городе тайной диверсионной группе, стремящейся подорвать экономическую и политическую систему городского хозяйства. Из центра приехали следователь и журналист, следователь ничего не нашел, журналист написал статью «Вредители?», опубликованную как в центральной прессе, так и в местной газете. В статье ставилась под сомнение правомерность существования версии проклятия и версии вредительства и в свою очередь выдвигалась другая версия, еще более оригинальная. Будто бы именно в городе Юсупова находится центральный узел сетки Хартмана, а следовательно, именно отсюда должен начаться конец света, и все неприятности, случившиеся за последнее время, — это лишь начало конца. К статье в виде доказательств были приложены непонятные геологические карты с крестиками, и еще более непонятные математические формулы.

Юсупов посмеялся и приступил к реализации своего следующего плана, который должен был стать венцом его творческой карьеры.

Уже давно Юсупов заметил, что его вредительство как-то не то чтобы безыдейно, а как-то, бездуховно, что ли. Ему, вредительству, не хватало некоей изюминки, шарма и игривости. К тому же из курса истории Юсупов знал, что настоящий вредитель, Вредитель, стремящийся к всемирной славе, должен безжалостно уничтожить какой-нибудь великий памятник культуры. Небезызвестный Герострат сжег храм Артемиды. В юсуповском городке храма Артемиды почему то не было, были памятник Великому Поэту, Великому Вождю и Героям войны. Дом культуры в расчет не брался, потому что даже по предварительной оценке Юсупова культурной ценности не представлял. Оставались памятники.

Героев войны Юсупов сразу отбраковал — все-таки святыня. Памятник Вождю не подходил — располагался рядом с вокзалом, а там все время паслась милиция, гоняя бедных провинциальных путан. Именно так был выбран памятник Великому Поэту.

Трудно сказать, каким образом он здесь оказался, хотя, каким образом, ясно — его привезли из области на грузовике и свалили на две зимы в парке, а вот почему он здесь оказался — на этот вопрос ответа не было. По легенде, в городе жила тетка Великого Поэта и будто бы один раз он написал ей письмо, чем прославил город в веках.

Объект был подходящий. Поэт торчал на задворках городского парка, недалеко от клетки для танцев. Танцы происходили по пятницам, субботам, воскресениям, а в остальные дни в парке никого не было, кроме бесхозных парочек, предававшихся в кустах пороку. То есть доступ к Поэту был практически круглосуточный и ничем и никем не ограниченный.

Главная проблема для Юсупова заключалась в следующем — что, собственно, с памятником делать? Пойти по проторенному пути заливания памятника краской или замазывания его навозом Юсупов не хотел — это было пошло и обыденно, так делали все. Можно, конечно, было отбить Поэту гипсовый нос или даже голову, но это было бы эстетически не выдержано, вульгарно, и Юсупов от этой идеи отказался. И предпочел памятник взорвать.