Виктория Лебедева - Слушай птиц

– Ангара знаешь какая холодная! – зудела Оксанка. – Как если воду в морозилке подержать – вот какая холодная! Мы только в июле купаемся. Иногда, в конце. Если долго-долго бывает очень-очень жарко. А вообще нас папа отвезёт на Малое море. Когда всех своих птиц пересчитает. Но это тоже потом, сейчас рано ещё. А когда будет можно, даже Олька купается – вот как вода прогревается!

Она тараторила и тараторила, а Ярослав лежал закрыв глаза и не слушал. «Плевать», – опять подумал он и перекатился на спину. Про Яну он совершенно забыл.

Шли дни. Ярослав познакомился со всеми, кто ходил на мастер-классы по лепке. Мальчишек там почти не оказалось, а среди тех, кто был, самому старшему всего семь – никакой тебе нормальной компании. Гулять в сопровождении трёх девчонок тоже не больно-то и хотелось, а смыться от сестричек бывало довольно трудно.

Яна на занятиях не появлялась, и Ярослав думал уже бог знает что: ну вдруг та рассерженная женщина была вовсе не мама, как он сперва предположил, а какая-нибудь совершенно посторонняя тётка, похитительница детей? А что? Вот украдёт такая девочку, продаст на о́рганы, и всё. Спросил у Оксанки. Оказалось, всё-таки мама.

Очень сложно было изобразить полное равнодушие и задать вопрос про Яну как бы между прочим. Он ждал удобного случая дня три, да и то Оксанка заподозрила что-то… Вот жизнь!

Иногда удавалось улучить момент, когда Олька спит, а старшие девочки заняты какими-нибудь домашними делами, и отпроситься у тёти Марины «пофотографировать». Он брал свой «Кэнон» и плёлся на территорию заповедника, где лениво щёлкал всякие травинки и домики, а на самом деле, если уж быть честным, надеялся хоть мельком увидеть Яну – да всё без толку.

Зачем он искал её? Он и сам не понимал. Может, сказать ей, что не нужна ему глупая глиняная птица за пятьсот рублей, и вообще она гораздо меньше стоит, и он теперь запросто слепит птицу сам, даже и получше… А может быть, объяснить, что про москвичей – это всё враньё. Ничего они не жадные – обыкновенные! То есть как все другие люди: кто-то жадный, а кто-то не очень, кто-то богатый, а кто-то нет, потому что Москва слишком большой город и все в нём разные, вот!

Но как только ему случалось предположить, что Яна сейчас выйдет навстречу из какого-нибудь музейного двора, все слова в голове немедленно слипались в кучу и теряли смысл и связь. А ведь это была не настоящая Яна, а только мысль о ней.

Этот музей совсем не был похож на городские, куда их водили с классом во время учебного года. Ни тебе витрин, ни картин, ни скульптур, ни строгих дежурных женщин. Некоторые старинные штуковины можно было даже потрогать, и за это никто не ругал. Вот только одному смотреть всё это оказалось неинтересно. Были бы здесь пацаны из класса – тогда другое дело. Хоть поприкалываться. А так-то чего?

В будние дни на территории музея народу гуляло полторы калеки. Иногда, правда, привозили каких-нибудь стареньких японцев, целой толпой, и они фотографировали направо и налево, произнося короткие и высокие японские слова. Тоска… Можно было бы, конечно, позвонить маме и пожаловаться, тогда она бы его, пожалуй, забрала, но это было как-то… неспортивно, что ли. Так что это средство он отложил на самый крайний случай. К тому же Яна… Всё-таки ему очень хотелось ещё раз её увидеть, хотелось понять…

Он начинал маршрут от бурятского ле́тника, шагал вверх по улице, ненадолго притормаживал возле качелей, но, если вокруг были люди, качаться не лез, несолидно – что он, маленький? Добредал оттуда до водяных мельниц, щёлкал их несколько раз и отправлялся в обратный путь, уже по другую сторону домов. Иногда сворачивал к реке.

Река тоже не больно-то развлекала, раз купаться нельзя. Там щёлкал каких-нибудь птичек у берега, серую корягу, белых бабочек, толпящихся в песке, и возвращался. Это был ну совсем не Диснейленд, определённо.

Фотоаппарат – тяжёлый, с громоздким объективом-универсалом – здо́рово давил на шею. Это всё папа. Ярослав просил «мыльницу». Такую, чтобы носить в кармане, потому что в смартфоне от фоток быстренько память забивалась, и чтобы игрушки не выключать, если придёт охота что-нибудь смешное запечатлеть. Но папа, конечно, купил «оптимальный вариант», как он любит, и потом долго и нудно объяснял, почему любое дело нужно либо делать профессионально, либо уж не делать никак. И выходило, с его слов, что фотографировать следует только на профессиональную камеру или не фотографировать вовсе.

Наконец-то вернулся дядя Миша из Больших Котов – и в доме всё ещё больше оживилось. Он громко шутил, подкидывал визжащую от восторга Ольку к потолку, кружил за руки мрачную Олесю, так что и она начинала смеяться, возился с Олежкой на полу, устраивая башни из конструктора. И опять Ярослав поймал себя на мысли, что дядя Миша будто не взрослый.

– Хороший фотоаппарат, – похвалил дядя Миша, когда скучающий Ярослав в очередной раз возвращался с реки. – Покажешь, что получилось?

Ярослав снял «Кэнон» с шеи и протянул дяде. Тот стал листать кадры.

– О, да у тебя тут кра́чки! – непонятно чему обрадовался дядя Миша. И начал вслух считать: – Раз, два, три… девять. Девять крачек.

– Кто у меня тут? – переспросил Ярослав.

– Крачки. Такие птички местные. Их тут много по берегам. Скоро уже птенцы пойдут. Вот! – Дядя Миша повернул фотоаппарат экранчиком к Ярославу. – Видишь?

Ярослав недоверчиво уставился в кадр. Цепочка мелких птиц совершенно неопределимого вида тянулась над водой. Фокус толком не отработался. Летели птички достаточно далеко. Как дядя Миша понял, что это именно крачки?

– Я думал, это эти… ну как его… чайки.

Только маленькие, – сказал Ярослав.

– Ну что ты! Чайки у нас гораздо крупнее.

Питаются хорошо. – Дядя с улыбкой вернул фотоаппарат. – Крачки, впрочем, тоже не бедствуют.

Рыбы полно… Кстати, ты когда-нибудь слышал о правиле трете́й?

Ярослав пожал плечами. Он не слышал.

– Это очень просто. Сейчас я тебе объясню. – Дядя Миша подобрал прутик и у себя под ногами, прямо на тропинке, начертил прямоугольник. – Вот смотри. Это наш кадр. Делим его на три равные части по вертикали и на три по горизонтали. – Он провёл ещё четыре линии, расчертив большой прямоугольник на девять маленьких.

Ярослав смотрел. Удивительно, какие у дяди Миши ровные прямоугольники получились. Как по линейке!

– А теперь представь, что тебе нужно снять мой портрет. Где в кадре должна быть моя голова?