Виктория Лебедева - Слушай птиц

Яна не жила постоянно на территории музея, как дядя Миша с тётей Мариной. Она, когда не бывала наказана, приезжала с мамой по утрам каждый день, кроме понедельника, и в такую несусветную рань, что Ярослав ещё преспокойненько дрых. Тётя Лена переодевалась в народный костюм, брала гусли и шла дежурить на крылечко какого-нибудь из домиков, где, завидев посетителя, заученно улыбалась и перебирала струны. Звук у гуслей был довольно приятный, вроде гитарного, только тут, конечно, струн было гораздо больше. Ярослав при виде тёти Лены с гуслями всякий раз думал: «Ничего себе!» – на гитаре он пока всего полгода отучился и точно знал: пальцы и в шести-то струнах заплетаются, а тут вон сколько! Он их даже сосчитать не смог сразу, гуглить пришлось. В общем, Янину маму Ярослав уважал и побаивался, потому близко старался не подходить.

Тётя Лена работала, Яна болталась по территории, предоставленная самой себе. В обеденный перерыв её отыскивали и загоняли обедать, потом опять отпускали – до тех пор, пока не кончится рабочий день. Вечером они шли на автобус и уезжали в соседнюю деревню.

Ярослав, зная, что Яна любит прийти утром и топтаться под окнами, пока кто-нибудь из девчонок не выйдет гулять, честно прождал её целых три дня: героически ставил смартфон на девять, коробку, которую (раз не удалось завернуть) красиво разрисовал гуашью, держал наготове и даже чуб мокрой расчёской набок укладывал, когда умывался. Мечтал, как он к Яне выйдет да как будет коробку на вытянутых руках нести, ну и прочее в том же роде. Только Яна всё не приходила. И по закону подлости ровно в тот день, когда будильник включён не был и Ярослав продрых до одиннадцати, она объявилась прямо в комнате. Её Оксанка привела – от вечного своего нетерпения, – очень уж ей хотелось посмотреть, как это Ярослав будет птиц дарить.

И вот он открыл глаза, а Яна стоит посреди комнаты и глазеет, и взгляд у неё такой, как будто она тянет своё всегдашнее: «Эх ты, ма-асквич…» А он лежит под одеялом в одних трусах, и встать совершенно невозможно. Потому что, пока дядя Миша «что-нибудь придумывал», Ярослав перестал стесняться и так и не получил обещанной «хоть занавески»… Но сделать вид, что спишь, тоже нельзя: глаза-то открыты уже, теперь жмурься не жмурься, кто ж поверит!

По счастью, в комнате случился дядя Миша, он как раз в своём углу за ноутбуком сидел и научную статью писал. Подняв голову от клавиатуры и оценив мизансцену, он попросил вежливо и чрезвычайно серьёзно:

– Яночка, будь добра, выйди. Мне нужно переодеться.

Зловредной девчонке ничего не оставалось, как убраться в коридор. Оксанка выскользнула следом.

Ярослав пулей слетел с верхней кровати, схватил джинсы и запрыгал по комнате на одной ноге, никак не попадая в штанину. Из коридора настойчиво постучали.

– Нельзя! – строго сказал дядя Миша. – Я вас позову.

Когда Ярославу с горем пополам удалось одеться и плеснуть в лицо пару пригоршней воды, дядя Миша сжалился над девчонками и скомандовал входить. Но уж было не до чёлочки.

И вся торжественность момента тоже пропала, а осталось только нервное возбуждение, из-за которого все заранее заготовленные слова в голове перепутались и забылись.

Так Ярослав и встретил Яну: с мокрым лицом и всклокоченным чубом, растерянный и немного испуганный. И коробка, словно назло, запропастилась куда-то. Он точно помнил, как ставил её вечером на подоконник, справа от кровати, но теперь там не было никакой коробки, а сидели Олькины куклы – феечка и русалка.

– Оля, где моя коробка? Такая цветная, с птичками? – осторожно спросил Ярослав у младшенькой, которая примостилась у ног дяди Миши и что-то малевала в альбоме на пару с Олесей.

Олеся, не поднимая головы от рисунка, молча указала куда-то за диван. Там и нашлись птички. Они лежали рядком, уложенные спать прямо на полу вдоль плинтуса. Каждая была заботливо укрыта бумажной салфеточкой, как одеялом, и под головой, вместо подушек, были у них ватные диски из косметических запасов тёти Марины. Коробка отыскалась под кроватью. В ней тоже спали – гномик и динозавр.

Чувствуя, как пылают щёки, Ярослав собирал несчастных птичек обратно в коробку. Он пересчитывал их, и получалось то тридцать восемь, то почему-то сорок одна. Ужасно всё глупо выходило, день, что ли, такой?

Яна и Оксанка шушукались за обеденным столом и грызли печенье, и Ярослав затылком чувствовал, как они следят за каждым его движением. Дядя Миша углубился в свою статью и больше никак себя не проявлял, тётя Марина с Олежкой ушли куда-то, Олька и Олеся продолжали калякать в альбоме, так что вывести Ярослава из затруднительной ситуации было некому. А тут ещё мама позвонила и давай выспрашивать, как дела, да хорошо ли покушал, да что было на завтрак… Ну что ж такое-то?!

Минут через двадцать (показавшиеся Ярославу вечностью), когда все птички были собраны, посчитаны и более-менее аккуратно упакованы, Ярослав подошёл к Яне и поставил перед ней на стол злополучную коробку. Но никакой радости Яна, судя по всему, не испытала, а подняла глаза и спросила:

– Это чего?

Ярослав растерялся: неужели непонятно?! Он так красиво себе всё придумал, одно только не учёл – откуда Яна узнает, что это подарок?

– Вот. Тебе, – пробормотал он и отступил на шаг, точно хотел подчеркнуть, что все эти птицы ему больше не нужны.

– Мне? А зачем? – в свою очередь растерялась Яна.

– Ну… просто так. Низачем…

– У меня взамен ничего нету. – Яна поспешно отодвинула коробку обеими руками.

– А я и не просил. – Ярослав отступил ещё на шаг.

– Глупая ты, Яночка! – встряла Оксанка, которая каким-то чудом до сих пор хранила молчание. – Он же этих птичек знаешь сколько?.. Он же этих птичек сто дней для тебя лепил! – И такое выражение лица сделала! Многозначительное! От стыда хоть сквозь землю провались.

– О, супер!

Яна притянула коробку к себе и начала рассматривать птичек по одной. Она рассматривала их придирчиво, точно ценники развешивала на каждую. Даже спасибо не сказала, так увлеклась. А в коробке не было двух одинаковых – за исключением семейства из пяти маленьких трясогузок.

– Блин! Зря в гнезде похоронили, – сказала Оксанка деловито, тоже рассматривая чёрно-белое семейство. – Этих бы в настоящее гнездо сейчас, красиво было бы, правда, Ян?

– Угу, – кивнула Яна.

Ярослав только слушал и глазами хлопал: он не знал, как реагировать. Всё-таки странные эти девчонки. Может, и у них память как у птиц – короткая?

Торговать отправились сразу после обеда, терпеть до следующего дня Яна никак не хотела. А уж про Оксанку и говорить нечего. Тётя Марина повздыхала немного, давая понять, что затея ей не по душе, но запрещать всё-таки не стала и даже дала кусок старой белой клеёнки, чтобы можно было разложить птичек. Она взяла со всей компании обещание, что держаться будут вместе, и они, конечно, пообещали. Стикеры и фломастеры, чтобы подписывать цену, догадалась захватить с собой серьёзная Олеся.