Грейс Лин - Звёздная Река [litres]

– Но где вино?! Что за праздник без вина? Несите его немедля! – потребовал отец.

Слуги попятились и растерянно переглянулись. Вино не сделаешь за минуту. Как же быть?

Внезапно один из них кое-что вспомнил.

– У нас есть восемьдесят восемь бутылей вина, которое мы закопали, когда у магистрата родилась дочь, – сказал он. – Надо их выкопать!

Так они и сделали. Когда отец велел распахнуть двери перед гостями, все увидели, что пир действительно великолепен. Для отца это был час величайшей гордости. Когда же показали меня, его сына, отец от восторга и радости совсем преобразился. От счастья он не скупился на добрые слова и похвалы – они лились рекой. Он сам принёс моей матери тарелку подкрепляющего имбирного супа и даже погладил по голове мою сестрёнку. Рождение сына превратило горечь в сладость – по крайней мере на время.

То же можно было сказать и про вино. Пролежав целый год в земле, оно изменилось. Оно стало ароматным и нежным, и все гости сошлись на том, что вкус у него отменный.

– Что это за вино? – спросил у отца один вельможа. – Я никогда прежде такого не пробовал. Как вы его сделали?

– Это Сыновнее вино, – помолчав, ответил мой отец. – Вино в честь рождения сына! Слуги расскажут вам, как оно делалось.

– Вот так и появилось Сыновнее вино, то самое, что в этом кувшине, – сказал Жэньди. – Я – тот самый сын, в чью честь оно названо, но я всегда думал, что оно должно было бы называться Дочерним вином, потому что сделали-то его к рождению моей сестры. Я всегда чувствовал, что это несправедливо. Отец должен был устроить праздник в её честь. Она умнее меня. И храбрее.

Жэньди посмотрел куда-то вдаль, за круг света от своего фонаря. Гигантская жаба притихла и сидела беззвучно.

– Когда я сказал об этом матери и сестре, – продолжал Жэньди, – они ответили, что это не имеет значения. Они сказали, что с тех пор, как я появился на свет, отец перестал ненавидеть мою сестру за то, что она не родилась мальчиком, и перестал злиться на мать за то, что она родила девочку. Сестра даже сказала, что, когда я родился, всё сразу стало хорошо и правильно и все стали счастливы, и я, конечно же, заслужил праздник – ведь все меня так любят…

Голос Жэньди дрогнул и оборвался. Он замолчал и помотал головой, стараясь забыть только что сказанные слова. Но потом он поднял взгляд на жабу, и их глаза встретились.

И вдруг, в этот самый момент, Жэньди открылось его тайное желание, о котором он прежде не знал. Заглянув в глаза жабы, он понял, отчего она плакала. Жаба хочет домой. А Жэньди потому и слышит её жалобные стоны, что тоже хочет домой.

Всё это время он пытался забыть своё прошлое, а то, что вспоминал, – ненавидел. Всё это время внушал себе, что ни за что не вернётся, что не хочет возвращаться, но один-единственный взгляд в жабьи глаза – и он понял, что это неправда. Он скучает по сестре, он скучает по маме и даже по отцу. Он скучает по дому.

Оба они, Жэньди и жаба, смотрели друг на друга глазами, полными слёз. Оба скучали по дому, как Ван И скучал по жене и как небо скучало по луне.

Жаба и мальчик смотрели друг на друга долгим взглядом, полным безмолвного понимания. Потом жаба застонала от боли и снова ухватилась за свой раздутый живот. Странное зелёное свечение стало ярче. Жэньди смотрел на жабу с состраданием. От страха и отвращения даже следа не осталось.

– Попробуй вина, – повторил он, обеими руками протягивая жабе кувшин. – Хуже уж точно не будет.

После долгих колебаний жаба взяла кувшин, почти закрыв его своими огромными лапами, и быстрым движением подняла и перевернула. Кувшин быстро пустел, вино водопадом лилось в чёрное полукружье жадно разинутого жабьего рта. Глаза закрылись и стали похожи на две огромные ягоды с чёрными щёлочками-надреза‑ ми. Пила жаба с наслаждением, большими глотками.

Осушив кувшин, она осторожно опустила его на землю.

– Тебе легче? – спросил Жэньди.

Жабьи глаза снова открылись, и она окинула Жэньди затуманенным взглядом. Свет из брюха слегка потускнел, оттуда доносилось урчание, напоминавшее бульканье супа.

– Что с тобой? – испуганно спросил Жэньди.

Вино произвело на жабу странное действие. Она слегка покачивалась из стороны в сторону, верхние лапы её больше не придерживали живот, а безвольно свисали. Глаза же выпучились настолько, что, казалось, вот-вот лопнут.

Потом, к ужасу Жэньди, рот жабы расширился, как вход в тоннель. Она сделала глубокий вдох – Жэньди почувствовал, как всасывается воздух, – и…

– И-И-ИК!

Жаба издала ужасный звук отрыжки, эхом прокатившийся по холмам. Вода в озере пошла рябью, волосы у Жэньди взметнулись, поток воздуха, пахнущий вином и сыростью, чуть не сбил его с ног. Но, повернувшись, он увидел, что жаба отрыгнула не только воздух. Её гигантский рот расширился ещё сильнее, и оттуда на землю выкатилось что-то круглое и сияющее.

Жэньди глаз не мог оторвать от этого светящегося шара, который катился к его ногам. Что это – драконова жемчужина? Шар был такой белый, такой идеально круглый, он вращался, словно бамбуковое йо-йо на ниточке…

И с каждым оборотом шар становился всё больше и больше, куда крупнее драконовой жемчужины, о которой слышал Жэньди. И всё ярче: жабья слизь вытерлась о мягкую траву, и теперь шар сиял так, словно светился изнутри. Когда он наконец остановился, то был величиною уже с хозяина Чао. Этот шар был самым прекрасным, что Жэньди доводилось видеть за всю его жизнь. Он был глаже самого гладкого нефрита и сиял ярче самых прекрасных жемчужин. Он светил чистым светом, от которого всё вокруг озарялось серебром. От этой красоты у Жэньди перехватило дыхание.

– Луна! – прошептал он.

Этот шар не мог быть ничем другим. «Жаба отрыгнула луну», – подумал Жэньди, словно в тумане, и повернулся к жабе.

Но жабы не было.

На том месте, где раньше стояла жаба, теперь лежал человек. Но это была не Лунная Дама. Это был юноша – совершенно голый. Высокая трава склонилась над ним, заботливо укрывая.

– Эй, – сказал Жэньди, в точности как когда вошёл в пещеру.

Юноша повернул голову и посмотрел на него. Потом медленно, как будто преодолевая сопротивление воздуха, сел и потёр лицо руками. Потом посмотрел на свои руки, словно заворожённый…

В свете луны его лицо было хорошо видно, и выглядело оно странно знакомым. Где же Жэньди видел раньше эти глаза? И эти губы, и этот лоб…