Шарон Крич - Замок Корона [litres]

– Надеюсь, у нас нет никаких обязанностей сегодня вечером.

Принцесса Фабриция платком отогнала назойливую муху и ответила:

– Ну как же, Джанни. Сегодня у нас, разумеется, есть обязанности, потому что у нас будут гости – граф Волюмнии…

– О, нет! – воскликнул принц Вито. – Только не этот подобострастный граф со своей подобострастной женой! – Вито и так уже был очень раздражён этой вынужденно медлительной скучной поездкой, в то время как больше всего на свете ему хотелось сейчас нестись через поля, нырять в ручьи и скакать изо всех сил, на пределе возможностей.

– Подобострастный? – переспросил принц Джанни, ненавидевший, когда его брат произносил подобные слова, потому что он не знал, что они значат. Где Вито набрался таких слов? А сам Джанни – может, он тоже их слышал, но забыл?

– Подобострастный значит «подлизывающийся», – пояснил принц Вито. – Это та мерзость, которую граф постоянно делает, всякие его: «О, благородный король Гвидо!» и «О, прекраснейшая королева Габриэла!». Мне прямо так и хочется запустить в него капустой.

Принцесса Фабриция хихикнула:

– Вито, такое поведение не подобает принцу.

Принц Вито в ответ хлестнул свою лошадь кнутом и поскакал вперёд, оставив брата с сестрой кашлять в поднятых им клубах пыли. Принц Вито и трое последовавших за ним стражников, которым запрещалось оставлять королевских детей без присмотра, неслись на вершину холма, к внешним воротам замка. Вито стремительно проскакал через ворота и резко свернул направо, зная, что они хотя бы ненадолго потеряют его из виду, и это их испугает и разозлит.

Перед хижиной отшельника принц Вито придержал коня. Внутри за узким проёмом в стене – пустым окном, завешенным промасленной тряпкой, мелькнула какая-то тень. Отшельник никогда не интересовал принца Вито. Если он и думал что-то о нём – старом человеке с шаркающей походкой, который редко появлялся снаружи, – то это было презрение. «Такое нелепое существо», – думал принц Вито. Но сегодня, сидя верхом и сбежав от своей свиты, он ощутил любопытство. Чем этот отшельник занимается целыми днями?

Рябая рука отодвинула занавеску, и отшельник прямо взглянул на принца. Он не улыбался и не кланялся, как это было принято у придворных: он просто стоял и смотрел на Вито своими спокойными тёмными глазами. Но было в его взгляде что-то ещё – что-то беспокоящее и тревожное.

Принц хотел было велеть старику поклониться, но услышал приближающийся цокот копыт под конями королевских стражников. Он резко пришпорил лошадь и умчался прочь, позабыв об отшельнике.

Лавочник Пангини тряс плёткой перед лицами Пии и Энцио.

– Где вы шлялись, мерзкие грязные насекомые? Всё лодырничаете? Где моя еда, девка? Мальчик, марш в лавку: подмени Рокко, чтобы он мог поесть. Вот ведь болваны! Бездельники!

Пия вытащила хлеб из корзинки, разожгла огонь и помешала ложкой рагу, приготовленное ею ещё накануне. Вопли Пангини её не трогали. Он всегда так себя вёл: шумел и нагонял страха, и в этом не было ни малейшего смысла. Часто во время его тирад Пия представляла себе, что поднимается в воздух, вылетает за дверь и летит над крышами, через реку, вверх-вниз с потоками воздуха, на холм – до самого Замка Корона.

Однако сегодня, пока Пия помешивала еду для хозяина, её мысли были поглощены другим. Они с Энцио спрятали кошель высоко на кряжистом дубе. Они пользовались этим тайником и раньше: там, где от ствола отходила толстая ветка, было небольшое плотное углубление в форме чаши. Две ветки под ним образовывали удобную площадку, на которой они провели в мечтаниях об иной жизни львиную долю того времени, которое им удавалось урвать от повседневных забот.

Заводилой в этих играх воображения обычно была Пия.

– Энцио, – говорила она. – Как ты думаешь, откуда мы взялись? Может, мы родились в королевской семье, на которую напали разбойники, и нашим родителям пришлось отдать нас и тем самым спасти.

Энцио, со своей стороны, умел развить сценарий:

– Сначала они отдали нас доброй и заботливой женщине, правда?

– Но эта женщина… Она сорвалась со скалы…

– Когда пасла коз…

– Да-да, я люблю коз. Отлично, Энцио! А потом явился гнусный Пангини и утащил нас…

– Он был мерзким, грубым человеком…

– Очень большим, толстым, мерзким, грубым человеком…

Так они и разговаривали, представляя себе свою прошлую жизнь и вновь и вновь попадая к мерзкому грубому Пангини. Если у них оставалось время, они фантазировали о том, что ждёт их дальше.

– Энцио, когда-нибудь наша бывшая семья найдёт нас, и мы вернёмся в замок…

– Где будем ездить на белых лошадях и есть изысканные яства…

Эти образы сопровождали их на обратном пути в лачугу Пангини, придавая им сил в повседневных хлопотах и укрепляя их терпение посреди бед жизни с Пангини.

Помешивая рагу для Пангини, Пия с надеждой думала о том, что спрятанный на дубе кошель будет в безопасности до тех пор, пока они с Энцио не решат, что с ним делать. Пия ощущала зуд любопытства. Кому принадлежало содержимое этого мешочка? Кто украл его? Зачем украли?

– Еды! – приказал Пангини. – Думаешь, я могу весь день трудиться на голодный желудок?

Пия поставила перед ним миску с тушёным мясом и толстыми ломтями хлеба и кружку эля. Подав еду, она чуть отступила назад, надеясь, что им с Энцио останутся объедки, хотя и знала, как велик аппетит её хозяина. Она размышляла о том, как человек, который так мало работает, может потреблять так много еды. Работой в его понимании было ходить взад-вперёд перед своим прилавком на рынке, покрикивая на работника Рокко. «Оборви верхние листы у этой капусты – кто её купит, если она выглядит, как гнилая?!», или «Сложи апельсины горкой! Горкой, тебе говорят! Не бесформенной грудой!», или «Будь повнимательней с помощником повара – он любит распихать всякой всячины по карманам, пока ты не смотришь!».

Энцио опрометью мчался по грязной тропинке, ведущей на рынок. Он был рад скрыться с глаз хозяина, но жалел, что Пия осталась под надзором Пангини. День был прекрасен: ясное небо блистало синевой, а напоённый ароматами свежих цветов и фруктов воздух оживлялся дуновением лёгкого ветерка.

Рокко, облокотясь на прилавок, болтал с какой-то крестьянкой. Это был невысокий крепкий молодой человек, ленивый, но добродушный. Рокко отдал Энцио свой фартук с глубокими карманами, где позвякивали монетки для сдачи, и подмигнул девушке.

Энцио любил проводить время в лавке, вдали от хозяина, наблюдая за людьми вокруг, слушая свежие сплетни и здороваясь со знакомыми. За ловкость и быстроту жители деревни прозвали его Мальчик-лань.