Серафина Бажина - Какъ Миша попалъ на фабрику [Ѣ]

— Ты что тутъ дѣлаешь?.. Пошелъ прочь! — раздался позади его грозный окрикъ сторожа.

Мальчуганъ струсилъ и, заикаясь, объяснилъ, что идетъ на фабрику, сбился вчера съ дороги и теперь не знаетъ, куда итти.

— Пошелъ прочь съ рельсовъ! раздавятъ! — крикнулъ опять сторожъ и, къ великому удовольствію Миши, прибавилъ, что фабрика близко — вонъ за тѣмъ лѣсомъ.

Лѣсъ виднѣлся въ полуверстѣ отъ станціи; мальчуганъ бодро зашагалъ по указанной ему дорогѣ. Однако онъ шелъ уже часъ, другой, третій, а фабрики все еще не видно; лѣсъ то прекращался, то начинался снова; солнце прогнало съ земли вчерашній снѣгъ; день былъ совсѣмъ теплый.

При крутомъ поворотѣ лѣсной дороги мальчугану неожиданно представилась очень любопытная картина. Посреди дороги стояла телѣга не телѣга, а точно скамейка, поставленная на высокія — высокія колеса и запряженная въ одну лошадь. На скамейкѣ сидѣла барыня и держала въ рукѣ длинную-длинную хворостину — аршина въ четыре, только очень тоненькую. Около лошади хлопоталъ мальчикъ лѣтъ четырнадцати. Впрочемъ, Миша не вдругъ рѣшилъ — мальчикъ это или дѣвочка: его привело въ недоумѣніе пальто — халатъ, которое онъ сначала принялъ за женскую одежду. Съ этими неизвѣстными путешественниками случилось маленькое несчастіе: у нихъ распряглась лошадь. Худенькій, хотя вдвое выше Миши ростомъ, мальчикъ въ пальто-халатѣ никакъ не могъ подступиться къ лошади, которая, очевидно, надъ нимъ смѣялась: лишь только онъ протягивалъ руку, чтобы схватить болтавшійся ремень отъ хомута, лошадь тотчасъ же поднимала высоко верхнюю губу, обнажала бѣлые большіе зубы и трясла головой. Мальчикъ со страхомъ отскакивалъ назадъ.

Миша пріостановился. Скоро его замѣтила барыня и вскрикнула отъ удовольствія.

— Мальчикъ, а мальчикъ, поди-ка сюда, заложи намъ лошадь! — звала она его и махала рукой, приглашая итти скорѣе.

Миша медленно подошелъ.

— Ну, скорѣй, скорѣй! — торопила обрадованная барыня.

Мальчугану было не въ диковинку запрягать лошадей, и потому онъ, хотя и медленными, но рѣшительными шагами подошелъ къ кабріолету и, снявъ рукавицы, засунулъ ихъ за армякъ. Маленькая, точно выточенная лошадка сердито передернула ушами и капризно мотнула красивой головой.

— Н-но! — повелительно крикнулъ Миша, когда она снова мотнула головой, оскалила зубы и начала перебирать ногами.

Этотъ грозный окрикъ нѣсколько озадачилъ красивую, избалованную лошадь. Можетъ-быть, въ этомъ окрикѣ ей почудился знакомый голосъ кучера, который никогда не позволялъ ей " баловаться". Она наклонилась, заглянула прямо въ лицо Миши и фыркнула, обдавая его всего брызгами.

— Н-но!.. не балуй! — еще повелительнѣе крикнулъ онъ и поднесъ къ ея красивой мордѣ свой маленькій сжатый кулакъ.

Для лошади не оставалось болѣе сомнѣнія, что, если это былъ не самъ переродившійся кучеръ, то, во всякомъ случаѣ, кто-то очень на него похожій; поэтому она присмирѣла, позволила Мишѣ упереться колѣномъ въ хомутъ и крѣпко стянуть ремень. Дѣло было окончено.

— Спасибо, мальчикъ, спасибо! — весело заговорила барыня, которой, разумѣется, вовсе не хотѣлось возвращаться съ прогулки пѣшкомъ по грязи и вести за собой отпряженную лошадь, которую нельзя было оставить одну въ лѣсу.

Барыня достала изъ кармана серебряный портмонэ, порылась въ немъ и положила обратно въ карманъ. Она было хотѣла вознаградить Мишу за услугу, но въ портмонэ оказались только бумажки и двугривенные, а дать двугривенный показалось ей слишкомъ много.

— Спасибо, спасибо!.. — повторила она еще разъ и прибавила: — А какъ тебя зовутъ?

— Спасибо, мальчикъ, спасибо! — весело говорила барыня…

Миша сказалъ.

— А куда ты идешь?

Миша и это сказалъ.

— Вотъ и чудесно! — обрадовалась барыня. — Наша фабрика сейчасъ же тутъ, за лѣсомъ… У воротъ — сторожъ. Ты ему скажи, что Анна Максимовна, барыня, велѣла тебя непремѣнно принять… Не забудешь?.. Барыня, Анна Максимовна…

Мишѣ положительно везетъ. Такъ удобно совершилъ онъ подъ лавкой цѣлое путешествіе чуть не до самой фабрики, а теперь оказалъ услугу самой владѣтельницѣ фабрики… Не даромъ бабушка говорила, что онъ родился въ сорочкѣ.

ѣсъ окончился. Вправо стоялъ большой барскій домъ, а влѣво — дворецъ… Огромный — огромный, въ нѣсколько этажей и съ такой высокой трубой, что куда выше сельской колокольни. Миша принялся было считать во дворцѣ окна, но сбился, — куда больше двадцати, а послѣ двухъ десятковъ Миша считалъ уже совсѣмъ плохо. "Гдѣ же фабрика-то?" думалъ онъ, бродя глазами по низу, представляя себѣ фабрику похожею на кирпичные заводы, которые онъ видѣлъ въ селѣ.

— Дяденька, гдѣ тутъ фабрика? — спросилъ онъ сторожа у воротъ дворца.

— Здѣсь… А тебѣ на что?..

Миша опять повелъ глазами по сторонамъ и объяснилъ сторожу, что пришелъ работать.

— И своихъ некуда дѣвать, — замѣтилъ сторожъ.

Миша постоялъ, помолчалъ и, наконецъ, сказалъ, что, дескать, барыня, Анна Максимовна, непремѣнно велѣла его принять.

Разумѣется, сторожъ полюбопытствовалъ, гдѣ это Миша познакомился съ барыней. Миша разсказалъ. Въ это время въ воротахъ показался какой-то баринъ. Сторожъ поспѣшно снялъ шапку, Миша — тоже. Баринъ былъ директоръ фабрики, или, какъ его всѣ звали, "мастеръ". Услышавъ отъ сторожа, что барыня, Анна Максимовна, прислала "вотъ этого мальчишку", мастеръ сказалъ, "хорошо", и приказалъ отвести Мишу въ семейную казарму.

Всѣ желанія мальчугана сбылись: онъ принятъ.

Когда Миша вошелъ въ семейную казарму, она была почти пуста: ея обитатели были на фабрикѣ. Въ казармѣ оставались только маленькіе ребятишки да старуха — для присмотра за ними.

— Дяденька, гдѣ тутъ фабрика? — спросилъ Миша у сторожа.

Старуха разспросила Мишу, откуда онъ пришелъ, подивилась, что издалека, поворчала, что здѣсь и своихъ много, затѣмъ зѣвнула и легла на нары. Миша постоялъ — постоялъ и присѣлъ въ уголокъ. Ему очень хотѣлось ѣсть, и онъ все ждалъ, что вотъ "бабушка" дастъ ему пообѣдать; но бабушка скоро захрапѣла и даже не слышали, какъ въ люлькѣ началъ кричать ребенокъ. Миша всталъ и принялся его качать. Мальчугану вдругъ вспомнилась родная изба, своя жалостливая бабушка, Санька, — и слезы заблестѣли на его голубыхъ глазахъ. А ѣсть-то очень хочется… Закачавъ ребенка, Миша походилъ по казармѣ, поглядѣлъ на столъ, на подоконники, — нигдѣ ни корочки хлѣба. Мальчуганъ тихонько отворилъ двери и вышелъ въ сѣни. У порога сидѣла красивая, откормленная легавая собака, мелькомъ взглянувшая на Мишу и опять погрузившаяся въ созерцаніе двухъ кошекъ, осторожно прокрадывавшихся по двору. Недалеко отъ собаки стояло небольшое корыто, доверху наполненное кусками хлѣба, очевидно, смоченнаго щами, потому что кое — гдѣ виднѣлись листочки капусты. Къ корыту пріютился совсѣмъ маленькій мальчикъ, едва умѣвшій ходить. Онъ таскалъ ручонками хлѣбъ изъ корыта и усердно набивалъ имъ ротъ. Миша все двигался, двигался и, наконецъ, совсѣмъ придвинулся къ корыту, нерѣшительно поглядывая и на соблазнительное кушанье и на ребенка.