Владимир Черевков - Смерч

— Спит, — дружески кивнул ему головой на Жоржа Леська.

Но тот только прикрыл веками черные с синеватыми белками глаза и снова открыл их, ничего не сказав.

«Молчат, всё молчат», с отчаяньем подумал Леська, «неужто в ГПУ все такие неразговорчивые?»

Леська перевел взгляд на деда. Савватий заиграл бровями, сморщил нос и улыбнулся седым ртом. Вот с кем Леська живет душа в душу. Однако, на озере тоже строг. Шкипер, сидит у руля, значит — царь и бог, как говорят рыбаки. Ну, а на суше Леська командует. Идеологическую выправку деду дает. Как что не так: «Дед, вспомни Зимний!» Слушается. Гордится он Зимним. Советского покроя старик.

Солнце пригревало. Леська уселся поудобнее и не заметил, как вздремнул.

— Савватий, — резко сказал рыжий, — поворачивай туда! — и он рукою указал от себя налево.

Жест был отрывист и неожидан, как удар ножа.

Савватий недоуменно заморгал глазами и выставил вперед бороду.

— Куды ж это товарищ? Нашего берега там нету. Финляндия ведь…

— Разговаривать будешь? — жестко металлическим голосом отчеканил рыжий и, встав на ноги, положил руку на кобуру. — Военные тайны тебе открывать?

«Чего это он так?» — с неудовольствием подумал Леська.

Он во все глаза смотрел на деда, ожидая шкиперской команды.

— Ну, ждать буду? — крикнул рыжий, и браунинг, матово блеснув, прыгнул у него в руке.

— Да ну же, скорей, дурень старый! — одними губами попросил Леська, боясь, что дед заупрямится.

Но Савватий метнул в него маленьким гневным глазком и тихо, ровно сказал, как командовал он всегда:

— Давай!

Глазок перескочил на рыжие усы, и тряся бородой, дед выкинул сбивчивые слова:

— Не след это… Ежели надо, и сам сделаю… А этого мы не боимся, приучены…

И, нагнув голову, дал руля. Леська уже перекинул парус, и сойма, словно утюгом разгладив мутные волны, повернула от берега в открытое озеро.

Возвращаясь на свое место, Леська увидел хищные глаза кавказца, его пружинное тело, припавшее к выставленному колену, и черное дуло револьвера в выброшенной вперед руке.

— Фу, черт! Белены объелись, — уже злобно прошептал он.

Усевшись, Леська угрюмо посмотрел на Жоржа. С блуждающими глазами он сидел, опираясь спиной о борт. Леська подметил, как судорожно дернулось слева направо его лицо, и шлепнулись без звука губы.

— Уже? В Финляндию? — с трудом выговорил Жорж и поочередно взглянул на товарищей.

— Нет, в Кремль с повинной, — презрительно оттопырил губу рыжий. — Там ждут таких идиотов, как вы.

Леська вздрогнул и впился в обоих глазами.

Жорж вскочил и, перекосив в страшной гримасе лицо, крикнул истерично:

— Я идиот, а вы предатель!.. — он задохнулся. — Ха! Шпион и предатель!

У Леськи похолодели руки.

Рыжий побледнел и тяжело оперся рукой о колено.

— Замолчи, мальчишка! — негромко и властно сказал он, — а ты кто такой?

— Я не поеду с вами в Финляндию! — исступленно выкрикнул Жорж. — Я не могу больше!.. Я вернусь с ними. А вы продавайте Россию! — кричал он уже с безумными глазами. — За эти планы, за такие сведения хорошо платят, вас…

Оглушительно бухнул выстрел. Жорж поперхнулся словом, взмахнул руками, словно собираясь прыгнуть, и свалился за борт. Сильно качнулась на ходу лодка.

Это было так неожиданно и быстро, что Леська не заметил даже, кто выстрелил. Он успел только увидеть мелькнувшие в воздухе сапоги и убегающую по воде ярко-красную струю.

— Зачем, Авальяни? — спросил рыжий, болезненно скривив лицо.

— Так лучше, — ответил тот, хищно обнажив зубы, и хлопнул револьвером себя по ноге.

Леська дико закричал.

— Замолчи, ты еще! — обернулся Авальяни и ткнул его в бок револьвером.

Тогда Савватий, бледный и страшный поднялся во весь рост на корме.

— Не трожь парнишку! — крикнул он визгливо, чужим голосом.

— Не дурите, Авальяни, — сказал рыжий и оттащил его за рукав от Леськи. Потом он повернулся к Савватию.

— Слушай, старик! Объяснять тебе нечего. И так понятно. Вы довезете нас и оставите ночью там, где я прикажу. Если все сойдет благополучно, будете живы. Если же что… — он выразительно взмахнул револьвером, — обоих, понял?

Леська подбежал к деду. Тот взял его голову в руки и сказал хрипло:

— Ваша сила.

И сел за руль.

Леська упал около деда, вжал голову ему в колени и сдавил зубы, чтобы не закричать снова. Но крик стоял внутри, и Леська ясно слышал его. Сердце отдавалось в ушах, и голову буравил противный звон.

Так пролежал он долго, чувствуя на себе тяжелую и нежную дедову руку.

Когда в нем перестало кричать, и в голове стало тихо, Леська разжал сдвинутые клещами зубы и стал ловить взвихренные мысли.

Вот главная:

— Шпионы… Те самые…

И потом одна за другою:

— Испугался я…

— Везем в Финляндию…

— Комсомолец я или нет?..

И последняя:

— Как быть?..

Леська приподнял голову и сел возле деда, спиной к тем.

Кругом тихо и пустынно. Берегов не видно. Далеко-далеко одинокими тычками разбросались по водной равнине рыбацкие паруса. Некому помочь. На виске у Леськи билась торопливая тоненькая жилка. Леська потрогал ее пальцем. Ведь это она повторяет:

— Как быть? Как быть?

Леська искоса взглянул вперед. На носу о чем-то совещались шпионы. Леська всмотрелся в даль за ними и увидел лодку.

Под полным парусом, на три четверти против ветра, она прокладывала путь широкими зигзагами.

Вот уже простым глазом видны два человека. Один в красной рубахе. Яркое под солнцем пятно назойливо лезет в глаза.

Что в них толку! Даже не крикнешь, бандиты всех перестреляют, а сами как-нибудь доберутся.

— Как быть? Как быть? — настойчиво билась жилка на леськином виске.

Леська скучными глазами смотрел вперед. Вдруг он приподнялся и встревоженным взглядом впился в горизонт. И тотчас же глаза его расширились и потемнели.

— Чего увидел? — всматриваясь, шепнул дед, глаза его уже далеко отставали от леськиных.

— Ничего, — твердо ответил Леська и даже зевнул судорожно, — видишь, лодка.

Он повернулся лицом к корме.

— Дай-ка, дедун, я рулем поправлю.

Савватий не успел ответить. Леська за его спиной быстрым движением выдернул руль из закрепок.

— Эх, выскочил, черт, — ругнулся он, — исправь-ка дед! — и сунул руль ему в руки.

Леська не слышал, как бранился Савватий, всем телом перегнувшись через корму и насаживая руль на место.

Жилка на виске уже не билась. Голова была ясна. В нее вошла холодная и простая мысль, от которой давеча потемнели леськины глаза.