Сергей Синякин - Жила-была ведьма, или Танцы на краю ночного облака

Постепенно Лина теряла подруг. Одноклассницы стали заметно сторониться ее, а на вопрос Лины Анька Укустова прямо ответила:

— Бабка тебе свой дар передала! Все говорят! Ведьма ты теперь, Линка! Мать сказала, чтобы мы от тебя подальше держались. — И с жадным любопытством поинтересовалась — Лин? А ты в себе это самое ведьминское чувствуешь?

Ничего она не чувствовала. Поссорившись с подругой и назвав Аньку дурой, вечером этого дня Лина долго плакала в коровнике, рядом с тревожно и тепло вздыхающей Машкой. Машка опускала рогатую голову и нежно лизала ноги девочки — утешала. Так ведь дар! Не проклятие, не злое украшение — дар! Никаких особых способностей Лина не чувствовала. Может, и зрело что-то, только никак созреть не могло. Наплакавшись, она уснула в пахучем сене, а когда проснулась, в коровнике было совсем темно, и Машка все вздыхала у стойла и перемалывала бесконечную жвачку. А Лина обнаружила, что ее окружают огоньки. Нет, не светлячки, какие они, Лина знала. Огоньки казались разноцветными — вот среди травы вспыхивало нежно-голубое пламя, другой огонек казался алым или оранжевым, желтым, как солнечное пламя, нежно-голубым, словно небо по весне. А самое главное, огоньки эти выглядели не точками, а длинненькими стерженьками. Лина завороженно схватила самый длинный из огоньков, а пальцы ее ощутили высохшую травинку. В силу необычайных свойств разноцветно светилась сама трава. А в головке Лины вдруг зазвучал дрожащий старческий голос, словно бабушка Даша из могилы давала последний урок:

— Прикрыш-трава используется против злых наговоров на свадьбы. Когда невесту приведут от венца в женихов дом, знахарь забегает наперед и кладет эту траву под порог. Молодую заранее предупреждают, чтобы она при входе в свое новое жилище порог перепрыгнула. Если все обойдется честь честью, то жизнь молодухи в мужниной избе будет идти мирно и счастливо, и коли на чью голову обрушится злое лихо, так это на тех, кто умышлял против счастья молодоженов. Собирают прикрыш-траву в осеннее время — с Успеньева дня до Покрова-зазимья, покрывшего землю снегом, а девичью красу — мужиком.

Лина отбросила травинку в сторону, и голос смолк.

Проклята! Проклята!

Бабушка, ну зачем мне этот дар, если все отворачиваются? Мне же среди людей жить, мне же замуж выходить! Лина выскочила из коровника, влетела избу. Мать раздраженно подняла голову:

— Ты где шляешься? Только и времени у меня — тебя по деревне искать! Курей покормила? Так иди, комбикорма им насыпь. Давно уж покормить пора. Как поесть да поспать, все горазды, а работать никого не найдешь!

Ночью Лина снова плакала и смотрела в окно. Небо было звездным, ясным, стояла полная луна, лыбилась как масляный блин.

— Бабушка, бабушка, за что ж ты меня так наказала? Ты же всегда любила меня!

— Если колдунья была настоящей, на могиле ее вырастает ведьмин цвет — белые мелкие цветы, многочисленно распускающиеся на ветках куста. Цветы эти без запаха и без вкуса, но, будучи сохраненными, обещают ведунье долгую жизнь, и никто ей не причинит вреда, пока цветок засушенный хранится в надежном месте.

Лина стояла у окна, чувствуя необыкновенную легкость в теле. Птицей она себя чувствовала, толкнись от земли — полетишь. А к чувству легкости необыкновенной примешивалась черная тоска: вот уже и подружек не стало, а в двенадцать лет одиночество тяжело переносится, куда тяжелее, чем в старшие возраста.

В углу золотисто светилась паутина. Невидимая днем, она сейчас проступала в темном пространстве отчетливыми сверкающими нитями, и по одной из них спускался желтоватый светящийся паучок. Был он скорее забавен, чем страшен, но звучащий в голове Лины голос вновь испугал ее:

— Паук домовой предвещает удачу. Если тебе перестало везти вдруг или неведомо откуда несчастья накинулись, поймай мокротника, скатай его в малый шарик и проглоти. Утерянная удача к тебе возвернется, и более того — везти будет во всем, даже если ты того не желаешь.

Гадость какая — пауков глотать!

Лина почувствовала, что ноги замерзли, и заторопилась в постель. На прощание она еще раз посмотрела в окно. Звездное небо заволокло тучками, одна из них, самая большая, закрыла Луну, и девочке на мгновение показалось, что на краю тучки кто-то сидит, свесив ноги вниз. Конечно же этого не могло быть!

Как говорила мама Лины: не в сказках живем!

И это действительно так. Живем мы отнюдь не в сказках. Нас окружает серая действительность, которой так не хватает мифов и легенд. А когда мы со сказкой сталкиваемся, то бежим от нее без оглядки. И сторонимся тех, кто сказкой живет. Нам больше по душе любители пива и колбасы, нежели сказочники. Сказочников мы почитаем за странных людей, не от мира сего, и считаем, что с головой у них не в порядке. А на самом деле у них с головой все нормально. Это у нас в голове сумбур и потемневшая солома вчерашних предрассудков.

В классе Лины сторонились. Постепенно она осталась в одиночестве. Бывшие подружки отводили взгляды, но видно было — побаиваются. А скорее всего, родители им не разрешали дружить с колдуньей. Сами взрослые с Линой разговаривали осторожно, словно не девочка была перед ними, а видавшая жизнь старушка.

— Говорила тебе! — горько вздохнула мать.

А чего она говорила? Лучше бы объяснила все, Лина, может, сама не полезла бы бабушке воду подавать! Однако в глубине души Лина чувствовала, что все равно она бы пошла к умирающей бабушке с кружкой. Нельзя, чтобы любимому человеку было плохо, особенно если он умирает. А Лина бабушку любила.

Лето в год смерти бабушки было жарким, поэтому плодовые деревья зачервивели. Гусениц на них было столько, что хоть вместо яблок собирай.

В один из таких жарких дней Лина вернулась с поля, куда коз гоняла, и увидела во дворе своего дома всех соседей.

— Бабка, ты это, — сказал пузатый и похожий на самовар отец Светки Самсоновой, которого все бабы деревни звали по имени-отчеству — Федор Иванович, а мужики запросто — Самоваром. — Скажи Линке, пускай с садов порчу снимает. Ты, Шурка, знаешь, мы к вам со всей душой, только ведь непорядок — сама на деревья посмотри!

— Да, господи, — сказала мать Лины. — Чего ты хочешь с дитя? И ведь не факт, совсем не факт, что Дарья Степановна ей свой дар передала. Мало ли, ну подала воды, так может, они и руками-то не коснулись. А вы девку вконец затравили, в школе никто рядом сидеть не хочет!

— Я в детские дела не лезу, — густо сказал Федор Иванович и покраснел. — А что касаемо сада, то сроду такого не было, каждый листок в плесени да паутине! Нет, Александра, это ваше дело, семейное, а мое дело предупредить. Народ-то все видит, пусть пока и молчит.

— Окстись! — сказала мать Лины. — Потом самому стыдно будет! Ты что, с дитем воевать собрался?