Виктор Скачков - Сталинградский Гаврош

Через некоторое время домой пришел Генка, осунувшийся, почерневший, с неподвижным, будто застывшим взглядом. В зимбиле еще был терн, но совсем мало…

Вот так в Генкин дом пришла война, жестокая и беспощадная.

Генка, как все на свете мальчишки, испытывал особое отношение к военным и, конечно, тянулся к ним. Задолго до этого дня охрану нефтеналивных баков, или нефтесиндиката, который тянулся вдоль Волги до самого «Красного Октября», вел зенитно-пулеметный батальон. Комбат встал на постой к Генкиным родителям. По этой причине Генка часто бывал в расположении батальона, а со временем стал там своим человеком, помогал солдатам набивать ленты патронами. Он уже знал, что патроны с черным кончиком бронебойные, а с красным — трассирующие.

Комбат любил разговаривать с бабушкой. Кто они, откуда? Бабушка охотно отвечала, что родом они из Чира и что они донские казаки. А Чир от Сталинграда верст сто пятьдесят будет. Не менее охотно рассказывала она об обычаях донских казаков. Разговоров с отцом или матерью комбат почему-то избегал. Как-то, рассказывая о себе солдатам, комбат поведал, что он из Чира, что он донской казак, и стал рассказывать о казачьих обычаях.

— Так ваш дом рядом? — удивились солдаты. — А почему не съездите?

— Война, — развел руками комбат.

Чем больше слушал Генка, тем больше удивлялся, потому что комбат чуть ли не слово в слово пересказывал бабушкин рассказ, только применительно к самому себе. Задумался Генка, а понять ничего не может. Вскоре и вовсе произошла странная история: в какой-то день над баками внезапно появились итальянские штурмовики.

— Без моего приказа не стрелять! — скомандовал комбат. Некоторое время штурмовики хорошо были видны, а потом нырнули в облако. Тогда-то и последовали запоздалые и бесполезные выстрелы.

Через несколько минут к батальону подкатила «эмка», из которой выскочил разгневанный полковник.

— Почему огонь не открывали, комбат? — строго спросил он.

— Они в облако ушли, — последовал ответ.

Генка не утерпел и встрял в разговор военных.

— Не-е, они вот были, вот, — заговорил Генка и стал показывать, где были самолеты. — Это уж потом в облако…

— А что здесь мальчишка делает? — удивился полковник.

— Это наш друг, — объяснили ему солдаты. — Он помогает нам, а наш комбат квартирует у его родителей.

— Странно, — проговорил полковник, — мальчишка увидел самолеты до облака, а вы не видели…

Комбата увезли, и с тех пор его Генка не видел. Он так и не узнал, кем был его кумир на самом деле.

Август. Немцы на Мамаевом кургане. Простреливается Волга, простреливается город. Каждое подозрительное для них движение накрывается миной или снарядом. Вода стала таким же дефицитом, как хлеб. К Волге без риска не подойти. Генка подходил, потому что знал каждую потяжинку, рытвину, бугорок. На этот раз только вышел к дороге — наперерез «виллис», остановился. В машине капитан и четыре солдата. Возле машины стояли три женщины и жаловались на войну, спрашивали у них, когда это кончится.

— Где нефтесиндикат? — спросил капитан. Генка показал.

— Но там немцы, — сказал он.

— Садись с нами, покажешь дорогу, — сказал капитан и протянул Генке шоколадку. Генка заметил, что солдаты к чему-то прислушивались и все время озирались. В это время из балки от Волги показалась группа бегущих наших солдат. «Виллис» рванул с места и умчался, покатил в сторону синдиката по улице Батальонной.

— Куда он делся? — спросил подбежавший солдат. Он тяжело, запалисто дышал.

— К мосту поехал, к нефтесиндикату, — ответил Генка.

— Мост взорван, — сказал солдат и спросил: — Чего они спрашивали?

— Дорогу на нефтесиндикат, — ответил Генка. — Меня с собой хотели взять. Шоколадку дали.

Генка показал шоколадку. Солдат покрутил ее в руке и крепко выругался:

— Немецкая. Немцы это были, понимаешь, переодетые. Разведка.

Он что-то крикнул своим товарищам, и все побежали в сторону моста. А оттуда уже взвились две ракеты, красная и белая. Немцы указали цели своим, догадался Генка.

По ночам в Генкин блиндаж заходили солдаты. Спрашивали, как пройти на высоту-102, так она была обозначена на карте.

— Не знаю такой высоты, — отвечала бабушка.

— А Мамаев курган?

— А Мамаев знаю, — и рукой показывала на северо-запад.

— Я провожу вас, — вызывался Генка. Бабушка урезонивала его, ругала:

— Дурак, ведь убьют же, убьют!

Генка рассуждал по-своему: солдаты не знают местности, зайдут не туда и их всех перебьют.

Бабушка продолжала ругать Генку, а Генка продолжал по ночам водить солдат к Мамаеву кургану. А однажды вот так же пришли солдаты и попросили проводить на передовую. И опять Генка вызвался проводить. И опять ругалась бабушка и даже всплакнула.

По дороге, видимо, старший сказал:

— Нам на нефтесиндикат.

— Там же немцы, — предупредил Генка.

— Веди, веди, — настаивал старший.

До передовой осталось совсем немного. Притихли, прислушались. Была слышна немецкая речь.

— Вот и пришли, — сказал кто-то из солдат.

— А пацана надо кончать, убрать!

Генка все понял: солдаты шли сдаваться, а его надо убить, свидетель же… Раздумывать было некогда. Ящеркой метнулся в темноту, скатился куда-то кубарем, прополз по жесткому, колкому бурьяну к оврагу и затих. Сердце бешено колотилось, рвалось наружу.

— Куда он запропастился, чертенок? Ищите, ищите!

Сжался в комок, к животу подогнул коленки. Кажется, перестал дышать. Лишь бы не задел кто ногой. Крикнули что-то по-немецки. Им ответили. Торопясь, затопотили на ответ. И тут с нашей стороны по ним ударил пулемет. «Дегтярев», — определил Генка. Он уже по звуку знал, когда бьет «максим», а когда «дегтярев». До своего дома, а точнее, до блиндажа добрался благополучно и опять получил взбучку от бабушки. Молчал. А если бы она знала правду?..

…Мы уже несколько часов кряду беседуем с Генкой, с Геннадием Антоновичем Сиволобовым. Рассказав этот эпизод, он на некоторое время умолк, а затем раздумчиво, точно прислушиваясь к самому себе, сказал:

— В этой страшной мясорубке всякому было место: и геройству великому, и трусости, и… самому подлому, что есть в человеке, — предательству.

Генкина мать была медицинским работником. В этом качестве работала до войны, лечила людей. Теперь же, когда вокруг лилась кровь, она и вовсе не могла сидеть сложа руки. Неподалеку был большой блиндаж, куда приносили раненых, поступали они постоянно и в основном с Мамаева кургана. На кургане бои не прекращались ни днем, ни ночью. То наши спихивали с него немцев, то немцы наших. Бились насмерть за клочок земли, с которого весь город был виден как на ладони. А внизу Волга, и тоже как на ладони. Кто владел курганом, тот владел ситуацией. Об этом знал не только генерал, знал каждый солдат.