Владимир Алеников - Приключения Петрова и Васечкина, обыкновенные и невероятные

— Он! — создание невозмутимо смотрело сквозь дымчатые очки.

— Извините, — заторопилась Марь Иванна, до конца осознав случившееся. — Год только начался, и я еще не очень хорошо знаю детей… Но у нее такие длинные волосы…

— У него! — возмутилось создание.

— Да-да, конечно, у него. И почему это я решила, что Валя — это она. — Марь Иванна хихикнула, но ее никто не поддержал.

Она смолкла, затем решительно набрала в грудь воздуху:

— Если разрешите, я продолжу. Так вот, дело в том, что Валя не очень аккуратный (последний слог она

произнесла с усилием), и вы, наверное, вполне могли бы как мать…

— Я — не мать! — окончательно вышло из себя создание.

— А кто же? — оторопела бедная Марь Иванна.

— Отец! — создание встало из-за парты — Вам понятно?

— Понятно, — пролепетала учительница, в ужасе оглядывая класс, и, собравшись с духом, попросила. — Мужчины, встаньте.

Инна Андреевна, классный руководитель 4-го «Б» решительной походкой вошла в школьный двор и наметанным взглядом сразу увидела сидящих в тенистом углу двора за небольшим, вкопанным в землю столиком доминошников. Обнаружив среди них знакомые лица своих учеников, Инна Андреевна, не сбавляя темпа, направилась к ним.

— Вот что, Васечкин, — твердо сказала она, приблизившись, — перестань играть и отвечай на мои вопросы. Седьмого числа железнодорожный сторож, проходя по линии, застал тебя за отвинчиванием гайки. Вот она, эта гайка!

Инна Андреевна для пущей убедительности извлекла из кармана и продемонстрировала собравшимся внушительных размеров гайку.

— Так ли это было? — строго спросила она.

— Чего? — удивился Васечкин, лихо забивая «козла».

— Ты это свое «чего» брось! — рассердилась Инна Андреевна. — И отвечай на вопрос. Зачем ты отвинчивал гайку?

— Была бы не нужна, не отвинчивал бы, — невозмутимо заметил Васечкин, не отрываясь при этом от игры.

— Для чего же тебе понадобилась гайка? — взмолилась Инна Андреевна, неожиданно почувствовавшая, что весь ее пыл куда-то улетучился.

— Мы их сдаем, — сжалился Васечкин и смачно шлепнул очередной костяшкой об стол.

— Куда сдаете? — поразилась Инна Андреевна.

— Знамо куда, в металлолом, — усмехнулся Васечкин.

— Но для металлолома ты мог бы взять кастрюлю какую-нибудь ржавую, корыто, да гвоздик наконец! — воскликнула потрясенная услышанным руководительница.

— Корыто на дороге не валяется, — терпеливо объяснил ей Васечкин, по-прежнему не отвлекаясь от игры. — А гвоздик, что гвоздик? Тьфу! Лучше гайки не найти. Тяжелая и дыра есть! — резонно заключил он.

— Неужели ты, Васечкин, не понимаешь, к чему ведет это отвинчивание? — все больше уставая от этого разговора, спросила Инна Андреевна. — Отчего, по-твоему, происходит крушение поездов?

— Уж сколько лет всем классом отвинчиваем — и хоть бы что! — возмутился Васечкин, наконец отрываясь от домино. — А тут крушение, скажете тоже!

— Говорят, у тебя есть еще одна гайка! — все еще не сдавалась учительница. — Эту ты в каком месте отвинтил и когда?

— Эту не я отвинтил, эту мне Петров дал, — доверительно сообщил Васечкин, кивая на просиявшего при этом Петрова. — А если вы вот про эту, — при этих словах Васечкин извлек из кармана здоровенную ржавую гайку, — то эту мы вывинтили вместе с Митрофановым из 4-го «А». Они по металлолому здорово отстали. Им этих гаек много требуется, штук сорок, не меньше!

— Ты что, Васечкин? — прошептала ошеломленная Инна Андреевна — Завтра приведешь в школу родителей! — сказала она, беря себя в руки.

— Чего? — в свою очередь, поразился Васечкин.

— Родителей, говорю, приведешь! — твердо повторила Инна Андреевна.

— За что это? — возмутился Васечкин. — Было бы за что, привел бы. А то так, за здорово живешь. И не курил, кажись, и не дрался! А если вы насчет успеваемости сомневаетесь, то не верьте старосте. Нас два друга, вон Петров Василий, и я, стало быть, Петр Васечкин!..

— Хватит, хватит, Васечкин! — неожиданно тонким голосом закричала Инна Андреевна. — Ты… ты… ты… — так и не найдя нужных слов, она безнадежно махнула рукой, повернулась и пошла прочь.

Васечкин поглядел ей вслед, пожал плечами и покосился на друга.

— Рыба! — довольно сказал Петров и что было сил влепил костяшку домино в деревянную поверхность стола.

Была зима. Петров и Васечкин прогуливали контрольную по математике. Они шли по аллее красивого заснеженного парка вдоль прекрасных античных статуй.

— Слышь, Петь, это кто такой? — неожиданно поинтересовался Петров, останавливаясь около статуи могучего, с курчавой бородой.

— Это? — переспросил Васечкин, никогда не признающийся в том, что он чего-то не знает.

— Это Геракл, — быстро прочел он имя на постаменте. — Древнегреческий богатырь, — пояснил он другу.

— Ну и морда! — восхитился Петров, разглядывая Геракла. — А это еще кто такая? — удивился он, подходя к статуе, стоящей на другой стороне аллеи.

— А это мы сейчас поглядим, — солидно ответил Васечкин, в свою очередь приблизившись к мраморному изваянию.

— Ага! — удовлетворенно сказал он. — Это Афродита — богиня любви и красоты.

— Во морда! — почему-то обрадовался Петров.

— Ща я ей зафиниделю! — пообещал Васечкин, нагибаясь и сгребая снег, чтобы сделать хороший снежок. — В глаз!

Он размахнулся и залепил Афродите правый глаз.

— Класс! — восхитился Петров. — Ну-ка я попробую!

И он залепил Афродите левый глаз.

— Ща я ей в нос вмажу! — разгорячился Васечкин.

— А я в лоб! — не уступал Петров.

Друзья побросали портфели и открыли по Афродите настоящий ураганный огонь.

Геракл, неподвижно стоящий напротив богини красоты в течение последних трехсот лет, неожиданно вздрогнул. Его мраморное сердце не смогло перенести подобного поведения по отношению к прекрасной даме. Геракл ожил, с некоторым скрежетом нагнулся, слепил огромный, диаметром в полметра, снежный ком, размахнулся и запустил его в увлеченных своим занятием друзей. После чего с чувством исполненного долга выпрямился и опять замер в прежней позе еще на последующие триста лет.

— Это кто здесь хулиганит? — возмущенно спросил Васечкин, выбираясь из сугроба, в который его опрокинул меткий бросок греческого героя.

— А?! — грозно спросил вылезший вслед за ним Петров, выплевывая изо рта снег.

Но вокруг никого не было. Только неподвижный Геракл безмолвно взирал на обоих друзей. И, казалось, легкая усмешка прячется в уголке его твердо очерченных мраморных губ.

В 4-м «Б» шел урок литературы.

— «Кабы я была царица, — читала пушкинские строки Алла Иванна, — говорит ее сестрица, то на весь бы мир одна наткала бы полотна».