Питер Карнавас - Слон

— Ну, — сказала Олли, — у дедушки полно разных старых вещей. Вот, например, проигрыватель.

— Что-что?

— Проигрыватель, — повторила девочка. — Он играет музыку. Ещё — пишущая машинка.

— Что-что?

— Пишущая машинка. Чтобы печатать буквы, из которых складываются рассказы и всякое такое.

Артур кивнул, хотя это было не так-то просто, если висишь вниз головой.

— Что же ты принесёшь? — уточнил он. — Проигрыватель или машинку?

Олли пожала плечами. Это было ещё труднее, чем кивать.

— Я не хочу ни то ни другое, — призналась она. — Это всё дедушкины любимые вещи. А я хочу принести что-то своё.

Артур потянулся к турнику, зацепился за перекладину и сел на неё верхом. Олли сделала то же самое. Высоко над ними колыхались на ветру широкие кроны деревьев. В листве тут и там мелькали лоскутки ярко-синего неба.

— У нас на заднем дворе растёт большое дерево, — сказала Олли. — Может, это как раз и есть моя старая и чудесная вещь.

Карие глаза уставились на неё. А потом Артур рассмеялся.

— Дерево! — развеселился он. — Как ты его притащишь в школу?

Олли тоже засмеялась. Он был прав. Разве можно принести в школу целое дерево ?

И тут у неё появилась идея.

Дома у Олли был всего один фотоаппарат. Он принадлежал папе. Без взрослых трогать фотоаппарат запрещалось, но времени оставалось мало, и Олли было не до правил.

После обеда она дождалась, пока дедушка сядет за кроссворд и позабудет обо всём на свете, а сама на цыпочках прокралась в папину спальню.

Тихо-тихо Олли подошла к полке с фотоаппаратом. Потянувшись за ним, она увидела, что рядом есть ещё какие-то вещи.

Старая книжка с пожелтевшими заломанными страницами.

Пригоршня серебристых монет.

И две фотографии. На обеих — мама.

На первой мама сидит за столиком на улице, с кофейной чашкой в руках, и смеётся, глядя в объектив.

На второй мама держит маленькую Олли — почти так же, как Артур держал свою гармонь.

И всё.

Ни одной фотографии с Олли — ни в школе, ни на батуте, ни верхом на велосипеде.

Как будто папа хотел помнить только то, чего вовсе не помнила девочка, — маму и океан секретов. Он застрял в том времени, а всё, что было после, стало для него одним большим слоном.

Олли схватила камеру и выбежала из комнаты. Следом, помахивая длинным хвостом, поспешил Фредди.

— Дедушка! — крикнула Олли. — Я буду во дворе!

— Хорошо, — отозвался дедушка. — Только смотри не простудись, там ветер. Надень шлем, если полезешь на…

Хлопнула задняя дверь. Олли выскочила на улицу.

Олли встала на лужайке и навела объектив на жакаранду. Дерево в школу не возьмёшь, но можно ведь принести фотографию, и это будет почти так же здорово. Олли нажала на кнопку и сделала снимок. Потом ещё один. Посмотрела, что получилось. Дерево едва-едва влезло в кадр. И пусть жакаранда была красивой, но в крошечном прямоугольничке видоискателя она выглядела такой маленькой и далёкой!

Олли подошла ближе, сфотографировала цветы и пятнистую кору. Запрокинула голову и навела объектив на сплетения ветвей, устремлённые в небо. Опустила камеру и сфотографировала узловатые корни, которые переплетались в траве, расползаясь от ствола в разные стороны. Маленький экран камеры полыхал цветом — зелёная трава, коричневый ствол, нежно-сиреневые цветы.

Щёки Олли тоже горели. Она плясала вокруг дерева, запечатлевая то одно, то другое. И вылавливала прекрасные детали, из которых, как из кусочков мозаики, складывалась бесконечная жакаранда, царившая над двором.

Потом Олли полезла на дерево.

Она хотела, чтобы весь класс и мисс Марч увидели, какая жакаранда большая, старая и чудесная. Значит, мало было показать, как она выглядит. Олли хотела, чтобы все поняли, каково это — залезть на верхушку и усесться там, потерявшись среди бархатистых соцветий.

Она добралась до заветной развилки в ветвях и посмотрела вниз, на двор. Отпустила ветку и обеими руками взялась за фотоаппарат.

Налетел ветер.

Ветка качнулась.

И Олли рухнула вниз.

Сглухим стуком Олли упала на траву.

Она кашляла и сипела, как сломанный автомобиль.

Небо пустилось в пляс.

Ветки расплывались в глазах.

Фредди скулил и лизал ей лицо.

— Олли, ты меня слышишь?

Тихий, хриплый голос.

— Олли!

Медленный, усталый голос.

Девочка открыла глаза.

Расплывчатые очертания.

Смутные цветные пятна.

Может, она находилась под водой?

Олли моргнула и стала видеть лучше. Она была у себя в комнате. В постели. Но всё вокруг — окна, стены — плыло и покачивалось.

— Олли, — произнёс грустный старческий голос. — Это я.

Она повернула голову на звук. Рядом кто-то был.

Стараясь не глядеть на плывущий узор обоев, Олли сосредоточилась на том, кто сидел возле неё. На том, кто говорил.

Она увидела черепаху. Огромную серую черепаху с печальными водянистыми глазами. Черепаха моргнула.

— Олли, — позвала она. — Ты меня слышишь?

Олли закрыла глаза и снова провалилась в сон.

Когда Олли проснулась, в доме пахло тостами, а где-то вдалеке негромко пели птицы.

Лучи утреннего солнца просачивались сквозь занавеску и грели изножье кровати. «Сколько же времени прошло с тех пор, как я упала? — подумала Олли. — День? Неделя?»

Она приподнялась на локтях и обвела взглядом комнату. Стены больше не кружились. Узоры на обоях не двигались.

Но черепаха была тут, морщинистое серое лицо искажено м у кой. Рядом с черепахой сидел дедушка. В одной руке он держал кофейную чашку, в другой — тост. В утреннем свете он вдруг показался Олли очень-очень старым.