Алексей Глебов - За журавлями

Поразмыслив, майор твердо решил молчать о пропаже документа. «Не стоит об этом говорить даже с Гансом», — подумал он.

Получив документ от Рубцова, командир отряда Семлев приказал разведчикам проверить: ведутся ли какие-нибудь работы вблизи Захарьева.

В графике Юста было указано: 3 дзота 2 км от деревни Захарьево. Срок сдачи 15 февраля 1942 года».

И когда сведения подтвердились, Семлев собрал у себя в землянке командиров взводов.

— Дело вот какое, товарищи, — сказал он. — Имеются точные сведения о строительстве немцами трех дзотов недалеко от Захарьева. Дзоты эти мы должны уничтожить, пока они еще не построены. — И Семлев рассказал, как он думает это сделать.

После короткого совещания командиры разошлись по взводам, началась подготовка к бою. С базы вышли ночью, часа за два до рассвета.

Выйдя из леса, отряд разбился надвое. Первую, самую большую группу возглавил сам Семлев. Партизаны подошли к Захарьеву и залегли цепью недалеко от крайних дворов, отрезав деревню от строящихся дзотов. Вторая группа должна была тихо подойти к дзотам, уничтожить охрану и взорвать укрепления. Взрывы дзотов означали сигнал к отступлению обеих групп.

Семлев лежал в небольшом овражке и ждал, что вот-вот у дзотов завяжется бой. И тогда нужно будет во что бы то ни стало задержать немцев в деревне, не дать им прийти на помощь своим. Деревня спала. Не слышно было ни звука и со стороны дзотов. И когда на востоке, на темном небе, появилась узкая полоска рассвета, за спиной партизан послышались сухие автоматные очереди. Все поняли, что схватка там, у дзотов, началась.

— Приготовиться к бою, — скомандовал Семлев. — Следите за деревней.

И партизаны увидели, как в окнах домов начали зажигаться огни. Послышались гортанные команды…

— Костя Вехов, ко мне, — приказал командир.

К Семлеву подполз партизан в маскхалате, с ручным пулеметом. Из крайних изб высыпали немцы, они бежали во весь рост, не ожидая, видно, что бой придется принять прямо у деревни. Застрочил пулемет. Сухо защелкали на морозе винтовочные выстрелы. Затарахтели трофейные автоматы. Немцы залегли.

Семлев прислушался: стрельба у дзотов прекратилась. Все ждали взрывов. Но взрывов не было. Разгадав, видно, замысел партизан, несколько немцев короткими перебежками начали обходить отряд, направляясь к дзотам. Остальные продолжали вести бой.

— Товарищ командир, — послышалось справа от Семлева. — Есть раненые.

— Раненых к лесу, — бросил Семлев и приказал Косте дать длинную очередь.

И когда пулемет, временами замолкая, застрочил по немцам, все услышали взрывы: один, второй, третий.

— Наконец-то, — обрадовался Семлев. — К лесу! — приказал он. — Всем отходить к лесу!

Партизаны начали отступать. А Костя, сменив диск, продолжал стрелять.

— Вехов, отходи… Ты глухой, что ли? — строго крикнул командир.

Выпустив еще несколько коротких очередей, Костя догнал Семлева и, как бы извиняясь, сказал:

— Трудно мне уходить отсюда, Федор Кузьмич. Это ведь моя деревня.

К рассвету партизаны вышли из боя и углубились в лес. А Костя Вехов, приотстав немного, дал последнюю очередь по далеким, уже не преследующим их немцам и, задержавшись на опушке, смотрел, как над его Захарьевом клубились печные дымы. Длинными столбами они стояли почти над каждой избой, истончаясь и растворяясь в морозном небе.

Майор Юст получил приказ — в сорок восемь часов передислоцироваться в местечко Кольцово и приступить к строительству оборонительного рубежа на участке Кольцово — Семишино. В приказе запрещалось поджигать избы и другие постройки, так как в деревню Бубёнки для пополнения должна была прибыть с фронта мотомеханизированная часть. Сапожную мастерскую предлагалось оставить на старом месте, для обслуживания мотомехчасти.

Юст догадывался, что их войска откатываются от Москвы, хотя тон приказа был по-прежнему бодрый, отход же немецких частей расценивался как отступление по тактическим соображениям. Узнав об отступлении, засуетились, забегали солдаты Юста. Бесстыднее и наглее стали шарить по чуланам, искать продовольствие, теплую одежду. Забирали все, что можно было увезти: капусту, соленые огурцы, старые полушубки (новые отобрали раньше), валенки, портянки и даже детское белье.

Петька и Сенька сидели на крыльце сапожной мастерской вместе с Рубцовым, смотрели, как толстый неповоротливый немец неумело запрягал лошадь. Не затянув хомута, он долго прилаживал дугу. А когда, взяв в руки вожжи, уселся в сани, то дуга свалилась, а лошадь, оставив седока в санях, ушла вперед. Ребята захохотали.

— Перестаньте, — остановил их Рубцов. — Ему ведь ничего не стоит снять автомат и дать очередь.

— Это они умеют, — угрюмо пробасил вышедший из мастерской горбатый старик сапожник.

Не успели еще уехать последние солдаты Юста, как на бронетранспортерах, на грузовиках, на серых с белыми крестами танках нагрянула в Бубёнки новая часть. Залязгали гусеницы, заурчали моторы. Запахло выхлопными газами и бензином.

Прошло немного времени, и Сенька пересчитал все транспортеры и танки, а Петька уже знал, в какой сарай закатили бочки с горючим.

Голубоглазый, с тонкими губами полковник приказал собрать все население деревни. Переводчик огласил приказ, в котором под угрозой смертной казни запрещалось местному населению подходить близко к прибывшим машинам. Запрещалось также вечерами зажигать огонь в избах без специального на то разрешения командования. И если такое разрешение будет дано, необходимо маскировать окна. Понурив голову, люди молча слушали монотонный голос переводчика.

К Рубцову подошла Елена Дмитриевна.

— Павел Матвеевич, — сказала она тихо. — Хорошо бы Абашкина со старосты спихнуть… Бабы видели, как он консервы у немцев украл. В избе спрятал. А сейчас пьяный лежит. С Гансом, говорят, литр водки выжрали. Прощались.

Окончив читать приказ, переводчик спросил:

— Кто есть староста?

— Абашкин, — зашумели в толпе.

— Сейчас мы его приведем, господин офицер! — крикнул Рубцов. — Ребята, пошли со мной…

Мальчишки побежали за Рубцовым.

Абашкин был дома. В распахнутом полушубке, в валенках, лежал он на кровати и храпел. Петька заглянул под кровать. Там стоял ящик с консервами. Рубцов подошел к старосте и, наклонившись, крикнул:

— Абашкин! К полковнику!

Открыв глаза, староста хмельно смотрел на Рубцова. Тот объяснил:

— Новая немецкая часть прибыла. Тебя к полковнику требуют. Пошли.

— Сам приду, — не сразу проговорил Абашкин. И спросил: — Куда идти-то?

— К Гуськовой избе, — ответил Сенька. — Тебе новую форму хотят выдать, — соврал он.

Абашкин оживился, левый глаз его стал косить сильнее прежнего. Он встал, застегнул полушубок, поднял с пола шапку, надел ее и, стараясь не шататься, направился к двери.