Олег Добровольский - День славы к нам идет

Жан задержался на Карусельной площади: он встретил своего приятеля-сверстника, сына лодочника Пьера Танкрэ. Тот выглядел весьма живописно — в красном жилете, рваных штанах, в фетровой шляпе. Пьер выше Жана на целую голову, лицо усеяно веснушками, ресницы почти белые, и из-под шляпы вылезают рыжеватые волосы.

— Где ты взял шляпу… этот… дурацкий жилет?

— Он вовсе не дурацкий. Купил в лавке старьевщика, возле Крытого рынка…

— У тебя завелись деньги?

— Я продал голубей. Надоело с ними возиться… Смотри, народ возвращается. И по-моему, не собирается уходить с площади. Все идут к воротам. Что-то сейчас произойдет… Уж не хотят ли они пожаловать во дворец? Вот будет потеха! Ты видел короля?

— Не приходилось.

— Я тоже не видел.

Жан рассеянно слушал Пьера. Он думал о другом.

— Подожди, Пьер… Я хочу тебя кое о чем спросить. Мне надо отвезти Поля в деревню. И я решил плыть на галиоте. А не лучше ли отправиться на лодке вместе с тобой? Это куда интереснее, чем на галиоте с людьми. В лодке мы сами хозяева. Отец разрешит тебе взять ее?

— Я и спрашивать не стану. Возьму, и все… У нас две лодки. На одной папаша перевозит пассажиров через реку. А другая свободна. Когда поплывем?

— Послезавтра утром. Пораньше, часов в семь.

— Буду ждать тебя и Поля на берегу.

Между тем все многолюднее становилось на площади и особенно возле ограды, у входа в Тюильри. Ворота внезапно открылись, и толпа хлынула во двор. Жан и Пьер, подхваченные людским потоком, даже не успели заметить, как очутились в просторном высоком дворцовом вестибюле с мраморными колоннами. Мужчины, над чьими головами колыхался частокол пик, женщины, подростки вваливались в огромный зал и поднимались по большой лестнице с широкими ступенями. Несколько санкюлотов вкатили пушку и потащили ее к лестнице, намереваясь поднять в королевские апартаменты.

Людовик XVI был в зале совета. Опасаясь, что толпа затолкает его и увлечет за собой, он взобрался на деревянный сундук в нише круглого окна и стоял на нем, прищурив близорукие глаза, растерянно взирая на проходивших мимо него, совсем рядом, граждан. Раздавались яростные возгласы:

— Санкционируйте декреты!

— Верните министров-патриотов!

— Прогоните ваших священников!

— Выбирайте между Кобленцем и Парижем!

Рабочие, ремесленники, их жены, дети первый раз в жизни оказались во дворце и, проходя по задам, скользя по хорошо натертому паркету, с любопытством разглядывали роскошное убранство — тяжелые шелковые занавеси, зеркала, кресла и стулья, украшенные золотистой бахромой, статуи, вазы, картины и огромные гобелены, запечатлевшие сцены из мифологии.

Жану и Пьеру хотелось получше рассмотреть короля, и они, с трудом выбравшись из медленно двигавшейся по залу толпы, встали у стены, неподалеку от ниши. Было душно; в снопах света, проникавшего через высокие окна, клубилась пыль. Король задыхался, вспотел, рот его был полуоткрыт, парик съехал чуть набок. Национальный гвардеец протянул ему бутылку вина. Людовик, запрокинув свое полное лицо, сделал большой глоток, и красные капли упали ему на грудь.

— Король пьет! — весело крикнул кто-то.

Какой-то простолюдин, рабочий или мастеровой, протянул Капету пику с болтавшимся на ее острие красным колпаком. Король взял колпак и надел его на свои напудренные волосы. В эти минуты он хотел казаться добрым патриотом. Но вовсе не собирался выполнять требования граждан. Он улыбался, но чувствовал себя скверно, его мучила жажда, не утоленная глотком дешевого вина, которого он отведал, наверное, впервые. Людовик XVI думал о том, когда же иссякнет эта бесконечная толпа, когда очистит зал эта распоясавшаяся чернь, прижавшая его к амбразуре окна. Революция, народ сдавили его точно тисками, загнали в угол, сделали пленником в собственном дворце. А граждане предместий всё шли и шли, и так будет продолжаться до позднего вечера…

Кто-то нахлобучил фригийский колпак на белокурую голову дофина — наследника престола. Рядом с мальчиком в темном камзольчике, с голубой лентой через плечо, стояла с бледным, бесстрастно-невозмутимым лицом его мать — Мария-Антуанетта, Австриячка, как называли ее в народе, которая не переставала плести сеть заговоров и интриг, направленных против революции…

Друзья расстались на набережной Сены. Над городом опускались сумерки, и в небе высыпали первые звезды, отразившиеся в потемневшей реке.

Жан еще издали заметил Танкрэ. Он сидел на груде просмоленных канатов вблизи причала, поджидая его с Полем. Пьер сменил роскошный красный жилет на обыкновенную куртку с оловянными пуговицами. Несмотря на ранний час, набережная не была безлюдной: водоносы несли полные ведра, торговцы перебирали свой товар, женщины с корзинами спешили на рынок. Грузчики вытаскивали из баркаса на берег тяжелые мешки с мукой.

Пьер пошел к лодке. Жан нес сверток с едой, которой снабдила их мама Франсуаза. Поль бежал впереди с Маркизой.

Сели в лодку. Пьер отвязал канат и оттолкнулся веслом от причала. От реки тянуло свежестью. Вода отсвечивала тусклой желтизной. По Сене плыли галиоты, ботики, шлюпки, лодки, нагруженные зерном, свежей рыбой, овощами и фруктами. На прачечных плотах, возле берега, женщины, нагнувшись, стирали белье. Проплывали под мостами. Под их сводами было сумрачно, но вскоре яркий свет ударял в лицо, заставляя зажмуриваться. На воде играли солнечные зайчики.

Пьер налегал на весла, он был опытный гребец, часто помогал отцу перевозить людей с одного берега на другой. Плывя по течению вниз по Сене, миновали остров Сите с собором Парижской богоматери; остался позади справа королевский сад Тюильри с партерами, водоемами, мраморными статуями, вековыми каштанами, где много серовато-желтых горлиц… Медленно отступали назад дворцы, огромные четырех-пятиэтажные дома с высокими каминными трубами. И Елисейские поля с их зелеными лужайками, где пасутся козы, с рощами, кофейными домами, с гуляющей публикой…

Маркиза вела себя беспокойно, вертелась под ногами, встав на задние лапки, скребла передними по борту, стараясь высунуться наружу, но потом улеглась на дно лодки и затихла. Жан сменил друга, сел за весла, а Пьер, разминая уставшие руки, стал рассказывать историю, которая, как он уверял, произошла с его отцом:

— Раз ночью один человек будит отца и просит, чтобы он перевез его с приятелем на другой берег. И сует горсть монет. Папаша сразу смекнул, что тут дело не чисто… Но все же согласился. На берегу стоит другой незнакомец, и возле него — большой узел. Луна взошла, все хорошо видно. Эти два типа подгоняют отца, торопят, велят, чтобы он не мешкал. Сели в лодку, поплыли… Папаша еще к середине реки не выгреб, как стали они ссориться, оба схватились за узел, и каждый тянет к себе. Лодка закачалась… И вдруг тот, что стоял на берегу с узлом, толкает изо всех сил своего товарища, и бедняга летит в воду, начинает барахтаться, кричать… «Ну, — думает отец, — влип в историю!.. Что делать?» А человек в лодке выхватывает у него весло и бах тонущего по голове… И тот преспокойно идет ко дну. Убийца передает отцу весло и приказывает быстрей грести. И говорит: «Держи язык за зубами, не то…» Пристали к берегу, он схватил узел, выскочил из лодки и поминай как звали… Вот как было дело. Постойте-ка, а чем это пахнет?