Олег Добровольский - День славы к нам идет

— У моей госпожи доброе сердце, — сказал негр и с грустью добавил: — Такое же было у покойного господина Клерона, да пребудет душа его вечно в раю!

Девушка низко склонила голову. Доминик невольно причинил ей боль, напомнив о недавних событиях, о гибели отца, который участвовал в гражданской войне на Мартинике между роялистами — приверженцами королевской власти — и сторонниками революции, примкнув к последним, и был предательски убит накануне возвращения в Европу.

Дочь колониста взяла золотой медальон, висевший на цепочке на груди в вырезе платья, открыла его и поднесла к губам. В медальон был вставлен миниатюрный портрет ее отца.

Памела (ей исполнилось недавно 17 лет) была креолкой — белой, родившейся и выросшей на острове Мартинике в Карибском море. И отец и мать ее — французы, отправившиеся некогда в числе других переселенцев к далеким Антильским островам в тропики в поисках удачи и счастья, в надежде разбогатеть.

Она росла смелой и вольнолюбивой девочкой. Не знала светских условностей, не хитрила, не скрывала своих чувств, была искренней и откровенной. Живя среди плантаторов, владельцев сахарных заводов, колонистов, она рано, еще в детстве, столкнулась с жестокостью и произволом белых поселенцев по отношению к неграм. Рабов не считали за людей. Рабство не осуждалось, не подвергалось сомнению. Негры были бесправными существами, обреченными на непрерывный, до самой смерти, тяжелый, изнурительный труд. А смерть поджидала их очень рано: они умирали не только от каторжного труда, побоев, но и от различных болезней. От дизентерии, желтой лихорадки, оспы, которые были распространены на острове и поражали в первую очередь массы рабов, живших в тесноте в бараках и хижинах. Раб был вещью: его можно было продать и купить, обменять. Его можно за любой пустяк, или по подозрению, или просто так, без всякого повода, подвергнуть наказанию. На Антильских островах — Сан-Доминго, Мартинике, Гваделупе — бывали случаи, когда негров убивали, вешали, сжигали на кострах. Один колонист, прибегнув к изощренной пытке, медленно умерщвлял своих рабов, заставляя их проглатывать горячую золу…

И в такой обстановке сердце Памелы не ожесточилось, она сочувствовала неграм и помогала им чем могла. Она видела, как они страдают, и ей хотелось хоть как-то облегчить их участь. Она возилась с ребятишками, ухаживала за больными.

Родители Памелы разошлись вскоре после ее рождения, мать ее вернулась в Европу. И господин Клерон поручил своему слуге Доминику, жившему в его доме, заботиться о дочери и оберегать от опасностей, которые подстерегают европейца на тропическом острове. Девочка любила проводить время с негром, не отходила от него, сильно привязалась к нему.

Весть о революции во Франции вызвала у Доминика восторг и пробудила радужные надежды. В колониях началось освободительное движение. В 1791 году восстали негры Сан-Доминго: запылали дома колонистов, их кофейные и сахарные плантации, много хозяев было убито. Рабы мстили за страшные десятилетия бесчеловечного рабства. Восстание было подавлено, сотни мятежников преданы смерти, но волнения на острове продолжались. Революция в Париже окрылила негров Антильских островов, толкнула их к вооруженной борьбе, вселила веру в освобождение. До далеких колоний дошли страстные слова Робеспьера, его призыв предоставить гражданские права всем людям, независимо от цвета кожи. В Париже существовало «Общество друзей чернокожих», созданное еще накануне революции. Оно требовало покончить с работорговлей и постепенно освободить невольников.

…Общественная карета под не очень благозвучным названием «ночной горшок» приближалась к Парижу. Пассажиры разговорились. Мужчина в рединготе рассказывал о том, как неважно обстоят дела на фронте.

— Мы будем сражаться, защищать нашу землю! — пылко произнес Жан.

— Сражаться? Вам-то, молодой человек, еще рано думать о сражениях…

— Но мы располагаем сильной армией, — заметил один из пассажиров. — Она еще себя покажет!

— Посмотрим, посмотрим…

— Что вы, господа! — сказал Доминик. — Мой юный друг прав. Мы все возьмем в руки оружие и спасем революцию!..

И негр неожиданно выхватил из кармана куртки пистолет и энергично потряс им.

— Боже мой! — воскликнула женщина в кружевном чепчике. — Остановите его! Это ужасно! Он застрелит нас!..

— Не беспокойтесь, сударыня. Пистолет не заряжен. — И, обращаясь к Жану и Пьеру, добавил: — Это подарок господина Клерона…

Дилижанс ехал по широкой и ровной, обсаженной деревьями Версальской дороге. Из окошек кареты можно было увидеть расстилавшийся впереди город, смутные очертания зданий, устремленные ввысь шпицы и купола. Слева открывался вид на холм Мартр с множеством ветряных мельниц, махавших своими крыльями. Карета остановилась у заставы — небольшого красивого каменного дома с колоннами. Начальник поста, сержант национальной гвардии, открыл дверцу, заглянул внутрь экипажа и, тут же захлопнув ее, махнул рукой постильону. Колеса заскрипели, и дилижанс покатил через луг к Елисейским полям.

Папаша Симон долго смеялся, когда сын рассказал, как негр напугал даму в нарядном чепчике. Но историю, приключившуюся с ребятами в деревне, выслушал нахмурившись.

— Значит, аристократ Брион вернулся? Но он еще пожалеет, что покинул Кобленц. Революция сметет со своего пути всех врагов!

Франсуаза, обрадовавшись, что Жан наконец вернулся (она уже начала беспокоиться), приготовила вкусный обед.

— Да, совсем забыл! — сказал столяр. — Жена Сантера попросила, чтобы мы одолжили ей на два-три дня нашего Капета: у них в доме развелось много мышей, а своей кошки нет…

— Вот еще! — недовольным тоном проговорила мама Франсуаза. — Поль взял Маркизу в деревню. Жена Сантера хочет забрать Капета. Так мы лишимся наших животных…

— Всего лишь на несколько дней. Выловит мышей и вернется. Следует подумать и о Капете — это его любимое занятие. А у нас он всех мышей разогнал. И стал ленивым бездельником. Ему нужно встряхнуться.

— Ты уж скажешь! Говоришь так, будто Капет человек…

— Нет, он кот, но очень умный и все понимает. И сейчас, уверен, согласен со мной. Взгляни, как он прислушивается к нашему разговору…

Рыжий толстый Капет, разлегшийся на ворохе грязного белья, брошенного в корзину, не спал. Зеленые глаза его волшебно мерцали.

— Возьми его и отнеси к Сантерам, — сказал Левассер сыну. — Я зайду к Антуану чуть попозже.

Жан погладил кота по пушистой спине, что, видимо, не доставило тому особого удовольствия, так как он лишь передернул ушами. Завернув кота в поношенную шаль матери, Жан понес его к командиру батальона национальной гвардии. Капет, философски относившийся к жизни, подчинился и не оказал сопротивления…