Валентин Глущенко - Земля Мишки Дёмина. Крайняя точка

Единственно, что продолжало огорчать Мишку, — это незавидные дела в доме Сергеевых. Отца Нины к работе не допускали. Стороной Мишка узнал, что шофер Сергеев каждый день наведывается к начальнику лесопункта, клянется взяться за ум, а тот не верит. Очень уж много было таких обещаний…

Мишка пробовал заговаривать с Ниной, но как только разговор касался отца, девочка умолкала.

Зато Валерка Сергеев сообщил Мишке, что они, наверное, уедут из Апрельского. Парнишка радовался отъезду. Ему мерещились необычные места, новый дом, новые друзья… А Мишке не хотелось, чтобы Сергеевы уезжали. Через два месяца сойдет снег. Тронется река, зацветут на хребтах подснежники, жарки и медунки. Распустится в тайге кудрявая, задумчивая сарана. Потом лето…

Подбежал Загри, встал на задние лапы, передние уставил в грудь Мишке. А сам от хвоста до ушей — седой от инея. Вот мороз так мороз!

Мишка увернулся от Загри, взял вилы-тройчатки и направился в хлев.

В коровьем стойле, рубленном из бревен, потолок чуть повыше Мишкиной головы. Не потому что не хватило леса. Корова надышит — и в самый сильный мороз в низеньком стойле будет тепло. А вот сеновал над ним высокий. Тоже сделан с расчетом: больше сена войдет.

Мишка открыл дверь, выпустил на волю, в загон, рыжую Красулю. Корова доверчиво ткнулась в Мишкину руку черным мокрым носом, лизнула широким шершавым языком.

— Хлебца просишь? Ясно-понятно, с солью? Ты ведь лакомка. Ну-ну… Если уж ты такая хорошая, возьми, побалуйся.

Мишка достал из кармана ватника густо посыпанные солью два куска черного хлеба. Сунул корове в мягкие, ленивые губы. Корова брала медленно и пережевывала не спеша. Не то, что Загри. Тот проглатывает куски на лету. И нисколько не стыдится своей жадности: хвать, хвать, хвать, пока не насытится.

Эту немудрую рыжую коровенку Мишкина мать называла кормилицей. И справедливо. Трудно бы пришлось Деминым, особенно сейчас, когда нет отца, не будь этой ласковой, добродушной животины.

Мишка выбросил из стойла навоз, посыпал пол трухой и сенными объедками, кинул в ясли охапку сена. Затем взялся за метлу. Чисто промел дорожки, навел красоту у крыльца. Работалось ему особенно весело.

— Здравствуй, Миня!

Мишка чуть метлу не выронил из рук от неожиданности и удивления. Семен Деньга!

— Вот… Пришел к тебе… Миня, — запинаясь, пробормотал Семен.

Мишка нахмурился:

— Вижу, что пришел, а не на собственной «Победе» приехал. Только двором обознался. Тебе бы к тем, кто легкой жизни ищет. К Олегу Ручкину, ко всей твоей компании. А мы народ простой, мы лесорубы, рабочие…

Мишка важничал, Мишка куражился.

Семен виновато опустил голову.

— Ты меня прости, Миня. Неладно у нас вышло. И чем только приманил меня Олег? Сперва не такими как все, показался. Разных разностей целый воз приволок. Завлекательно рассказывал, многое умеет и все такое… Теперь смотреть на него не могу.

— Что так? Я думал, вас трактором не разорвать, — холодно и надменно произнес Мишка. А сердце прыгало, сердце ликовало: «Пришел! Пришел! Первый пришел!»

Семен надеялся, что Мишка сразу протянет ему руку. Поэтому он поторопился снять рукавичку. Мишка руки не протянул, и Семен неловко перебирал пальцами старенькую, дырявую верхонку.

— Не товарищ он мне. Понимаешь? Мягко стелет, да жестко спать. Сразу не распознал его. Влюбился, можно сказать. В тот день, когда Савва Иванович нас повстречал и вы уехали, зашли мы вчетвером в столовую. Олег на всех по двойной порции пельменей взял, по два стакана компота, папирос «Дели» купил… А тут мой дедушка заявляется. Видел он, как Олег на всех покупает. Однако ни слова мне не сказал и никому не сказал. Будто так и надо. Понимаешь?

Мишка ничего не понимал, только еще больше хмурился:

— Ты вот что… От ваших угощений у меня слюни не текут. Не крутись кругом да около, а дело говори.

— Я дело говорю, — заторопился Семен. Он боялся, что Мишка не захочет выслушать его до конца. — Мне и раньше Олег разонравился. Подсмеивался над тобой, других подзуживал. Обо всем судит. А через день после того, как вы схлестнулись, пришли вечером с работы отец и дедушка Тарас. Такое поднялось — под землю от стыда провалиться можно! Оказывается, дедушка Тарас встретил завгара и говорит: «Роскошно сына содержишь, товарищ Ручкин. Сотенными кидается, шикует в столовой». У завгара аж шары на лоб от удивления: «Какими сотенными?» Дедушка Тарас тогда объяснил, что видел и что от буфетчицы разузнал. Завгара конфуз прошиб. Рожа малиновой сделалась!.. Понял?..

Теперь до Мишки дошел смысл сбивчивого рассказа Семена, очень хорошо дошел. Вон что! Значит, Олег Ручкин стащил дома сто рублей, а вина пала на него, на Мишку Демина!

Он сжал кулаки и в упор посмотрел на Семена.

Угадав Мишкины чувства, Семен побледнел и тихо прошептал:

— Бей, Миня!.. Слова не скажу.

Мишка тряхнул головой, словно освобождаясь от тошноты, опустился на ступеньку крыльца.

— Отец, когда узнал об этом, осатанел, ремень расстегнул. А дедушка Тарас не дал: мол, сам поймет. Я понял. Да не по себе мне… — сказал Семен.

В голосе его звучало такое искреннее огорчение, такая растерянность, что Мишкина злость была бессильна перед ним. А тот продолжал торопливо и доверительно:

— Только что дедушка Тарас с отцом вернулись с партийного собрания. Там требовали снять Ручкина с должности. Такие делишки раскрылись в гараже, сразу И не придумаешь! Раньше догадывались, предполагали, а теперь докопались. Документы подняли. Ручкин приписывал шоферам за работу, которую они не делали. Вместе пьянствовали. Работали налево. Даже запасные части и бензин на сторону продавали. У Сергеева случилась авария. А то еще сколько времени казаковал бы Ручкин безнаказанно. Некоторые предлагали прогнать с лесопункта Сергеева. Тогда выступили Алексей Веников и дядя Ваня Маслов. По их соображению, Сергеев не такой уж пропащий. Сам не воровал. Пьянство его сгубило. Первый мастерский участок постановил поручаться за него. Поработает покуда лебедчиком. Может, человека из него сделают.

Семен замолчал, посмотрел на Мишку и словно спохватился.

— Только ты не подумай, будто я пришел к тебе из-за всего этого, — Семен недоверчиво и настороженно прощупывал Мишку глазами. — Я не потому. Стыдно мне… Какую подлость с тобою сыграли! Олегу все пустяки, лопухом тебя называл. Я и раньше сомневался. Верил и не верил! Будто на тебя не похоже. Однако деньги пропали. Как хошь, так и думай. В голову даже не приходило, что в своем доме воровать можно. Мне раньше с тобой потолковать хотелось, да гнал ты меня от себя.

— Верил и не верил! — с досадой передразнил Мишка. — Товарищем тоже считался!..

Семен Деньга тяжко вздохнул.