Луиджи Капуана - За счастьем [Повесть]

На палубе работа была в полном разгаре. Торопились уничтожить как можно скорее следы вчерашней бури и привести все в порядок.

Мальчики, сконфуженные своим вчерашним поведением, старались его загладить и работали изо всех сил.

Матросы, поджав под себя ноги, чинили на палубе порванный парус. Но мальчикам такая работа казалась очень скучной. Они лазили, как три обезьяны, по мачтам и с восторгом делали то, что им приказывал боцман. Один «Прыгун» все никакие мог никуда пристроиться и только с завистью следил за воздушными путешествиями своих, друзей.

День был удивительно тихий. Небо и море обыкновенного голубого цвета. Во всей природе — полный покой. На горизонте, едва заметно, точно сквозь туман, вырисовывались берега Тосканы.

Мальчики работали на мачтах и пели без устали. Когда из воды показывались дельфины они умолкали. Смотрели на кувырканье и прыжки этих неуклюжих, но милых животных, подплывавших к самому судну.

Смотрели на дельфинов и матросы.

— Гляди! Гляди! Как подскочил! — закричал один из них, указывая Дженарино на неистово кувыркавшихся дельфинов.

— Ну вот, точно мне это в диковинку, — отозвался Дженарино. — Нагляделся уж я на них и все штуки их знаю наизусть. В прошлом году один этакий дельфинище…

Но как раз в эту минуту что-то тяжело грохнулось на палубу и вслед за этим раздались испуганные крики.

Тотоно и Дженарино взглянули вниз и быстро стали спускаться с мачты.

Все обступили лежавшего на палубе Таниэлло. Мальчик был без чувств. Из носа и ушей у него текла кровь. На лбу была рана. Бедняга Таниэлло свалился с мачты.

Никто не решался прикоснуться к мальчику. Боялись, что он уже мертв. Тогда «Прыгун» подскочил к Таниэлло и с жалобным воем стал слизывать кровь с его лица. Тотоно и Дженарино от ужаса точно окаменели.

Капитан приказал старому матросу осмотреть мальчика.

— Малышу посчастливилось, — сказал матрос, осмотрев раненого. — К счастью, он упал как раз на еще не просохший после вчерашнего ливня канат. У него слегка повреждено плечо и колено. Рана на лбу совсем неглубокая.

Таниэлло обмыли и перевязали.

Когда его понесли в каюту, где ночевали мальчики, капитан остановил их и сказал:

— Несите мальчика в мою каюту и положите на мою койку… Ну, живей! — уже своим обычным грубым тоном прибавил он, заметив, что все поражены его неожиданным распоряжением.

Старый матрос взял Таниэлло на руки и понес в каюту напитана.

Через несколько минут Таниэлло лежал на койке в капитанской каюте. Около него сидел старый матрос, а в ногах неподвижно лежал «Прыгун» и смотрел на мальчика с любовью и тоской.

Наступил вечер. Судно легко и быстро шло по спокойной воде уже вдоль берегов Тосканы. В капитанской каюте у изголовья койки, на которой лежал Таниэлло, стояли грустные Дженарино и Тотоно. То один, то другой пробовали заговаривать с больным, но он им ничего не отвечал. Лихорадка усилилась и мальчик впал в забытье.

— Да замолчите же! Разве не видите, что он заснул? — закричал на мальчиков старый матрос. — Успокойтесь, завтра ему уже полегчает, — прибавил он более ласковым голосом.

Мальчики примолкли, но очень не надолго. Первым заговорил опять Дженарино:

— Таниэлло, голубчик, скажи хоть словечко! Ах, зачем ты меня не послушался! Ведь говорил я тебе: держись крепче за мачту. Не зевай. Да и лазить бы не следовало. Поработали-бы мы за тебя маленького.

— Ну, знаешь, или ты замолчишь, или я выставлю тебя за дверь! — возмутился старый матрос.

Мальчики опять притихли.

Около полуночи, среди глубокой ночной тишины, с койки послышался слабый тонкий голосок:

— Пить!

Таниэлло пришел в себя. Дженарино и Тотоно бросились к нему, стали его целовать, обнимать, но матрос схватил их за уши, вытолкнул в дверь и захлопнул ее у них под носом.

— Проваливайте, безобразники! Уморить, что ли, вы его хотите! — крикнул им вслед старик.

На следующий день под вечер судно подходило к Генуе.

Около койки Таниэлло стояли Дженарино и Тотоно. Больше они уж не болтали. Стояли молчаливые и серьезные. Старый матрос тоже молчал. Он жалел мальчиков, но утешить и успокоить их не мог, потому что сам не знал, что ему делать с больным. Высадить Таниэлло на берег — было бы просто жестоко. Но без разрешения капитана оставить больного на судне было невозможно, а между тем никто не решался просить за мальчика. Капитан был такой строгий, такой грубый, что его редко решались беспокоить просьбами. Дженарино и Тотоно ужасно его боялись.

А серый голый берег с пятнами ярко выкрашенных домов все приближался, и все тревожнее становилось на душе у мальчиков. Таниэлло, приподнявшись на койке и вытянув шею, смотрел в окно.

— Подходим к Генуе. Подошли совсем! — кричал радостно возбужденный мальчик.

— Да успокойся же. Замолчи. И что тебе за радость, что подошли. Ведь ты еще не стоишь на ногах. Куда ты денешься? — разворчался старый матрос.

— Ах, что-то теперь с нами будет? — прошептал Дженарино, а Тотоно только тяжело вздохнул.

На палубе началась уже суматоха, обычная для судна, когда оно подходит к пристани.

Капитан, сделав все необходимые для причала распоряжения, направился в каюту, где лежал Таниэлло. Он вошел туда такой хмурый, такой суровый, что у мальчиков сразу пропала всякая надежда.

— А теперь слушайте, — начал он голосом, которым обыкновенно отдавал команду. — Все матросы обыкновенно получают у нас отпуск до вечера. И все получат кроме тебя, — обратился капитан к старику. — Ты останешься с больным. Товарищи же больного могут отлучаться с судна и приходить обратно, когда это им вздумается. Обедать и спать они должны здесь. Ну, теперь проваливайте, да поживей! — прикрикнул он на мальчиков, которые с прояснившимися лицами бросились было его благодарить. — Никакой благодарности! — И с этими словами он оттолкнул Дженарино и Тотоно.

Тотоно и Дженарино отправились бродить вдвоем по уступам Генуи. Теперь им уже не приходило в голову дать концерт или устроить что-нибудь в этом роде. Без Таниэлло и «Прыгуна» им было тоскливо.

Собака не послушалась ни ласковых слов, ни пинков и осталась возле больного. Пробовал уговорить «Прыгуна» и сам Таниэлло.

— Иди, миленький! Ну, иди же погуляй с Тотоно и Дженарино, — убеждал собаку мальчик. — Погуляешь и вернешься.

Собака виляла хвостом, чтобы показать, что все поняла, но с места так и не тронулась.

Тотоно, самый мужественный из всех троих, он, который придумал все это путешествие, плелся по улице с уныло опущенной головой, не обращая никакого внимания ни на новых людей, ни на незнакомые улицы.