Лемони Сникет - Тридцать три несчастья. Том 2. Небывалые неприятности [сборник litres]

– Как вы думаете, где мы сейчас? – спросила Вайолет. – Тишина здесь как в могиле. – Она изо всех сил напрягала слух, пытаясь хоть что-то услышать.

– Меня беспокоит совсем не тишина, – ответил Клаус, тыча щипцами в стенку, – не могу понять, куда сворачивает туннель. Может быть, это тупик?

– Тупика здесь быть не может, – возразила Вайолет, потыкав щипцами стену напротив. – Никто не строит туннелей, которые никуда не ведут.

– Праджик, – добавила Солнышко, что означает: «Гюнтер ведь наверняка нашел какой-то выход из туннеля, когда проходил по нему».

– Я перетыкал тут всю стену, дюйм за дюймом, – сказал Клаус. – Здесь нет ни двери, ни лестницы, ни поворота. Нет ничего. Это настоящий тупик. В самом прямом смысле этого слова. Есть французское выражение, обозначающее «тупик», но не могу его вспомнить.

– Боюсь, нам придется вернуться обратно тем же путем. – Голос у Вайолет был несчастный. – Другого выхода нет. Придется пройти снова весь подземный коридор, снова взобраться наверх до сетки, а потом отправить Солнышко зубами проложить себе дорогу в пентхаус и искать там материал для новой липовой веревки, после чего по перилам соскользнуть в вестибюль, незаметно прошмыгнуть мимо консьержа и бежать в «Веблен-холл».

– Паэтьян, – заявила Солнышко, что означает: «Мы не успеем туда вовремя, чтобы разоблачить Гюнтера и спасти Квегмайров».

– Я понимаю, – вздохнула Вайолет. – Но не знаю, что еще мы можем сделать. Похоже, мы безоружны, даже имея эти щипцы.

– Если бы у нас были хотя бы лопаты, мы могли бы прокопать выход из туннеля, но эти щипцы нельзя использовать как лопаты, – сказал Клаус.

– Тенти, – вставила в разговор Солнышко. Этим он хотела сказать: «Если бы у нас был динамит, мы могли бы взорвать его и выбраться наружу, но щипцы не заменят динамита».

– Но ими можно воспользоваться, чтобы поднять шум, – неожиданно сказала Вайолет. – Давайте колотить щипцами по потолку. Поглядим, привлечет ли это внимание кого-нибудь из прохожих.

– Не слышно, чтобы тут кто-нибудь проходил мимо, – сказал Клаус. – Но стоит попробовать. Солнышко, я подниму тебя так, чтобы ты могла достать щипцами до потолка.

Клаус подхватил на руки сестренку, и затем вся троица принялась что было мочи колотить по потолку. Они надеялись устроить за несколько минут невероятный грохот. Но после первого же удара на Бодлеров обрушился с потолка ливень черной сухой пыли. Как грязевая буря, он засыпал их с головой. Детям пришлось отказаться от своей затеи – они кашляли, терли глаза и сплевывали пыль, попавшую в рот.

– Тьфу, – сплюнула Вайолет. – Вкус тошнотворный.

– Как у подгоревших тостов, – сказал Клаус.

– Пефлоб! – взвизгнула Солнышко.

Услыхав крик, Вайолет перестала кашлять и задумчиво лизнула кончик пальца.

– Это зола, – объявила она. – Может быть, внизу какая-то печь.

– Не думаю, – ответил Клаус. – Посмотрите-ка лучше наверх.

Бодлеры дружно подняли головы и увидели, что волна черной пыли обнажила тоненькую полоску света размером с карандаш. Взглянув еще раз, они увидели утреннее солнце, смотревшее сверху прямо на них.

– Тесду? – спросила Солнышко: «Где в городе можно на улице найти золу?»

– Может быть, на дне ямы, там, где на открытом огне жарят мясо, – предположил Клаус.

– Мы это довольно скоро узнаем, – ответила Вайолет и снова сбила щипцами пыль с потолка. Черным облаком пыль накрыла детей, но тонкая полоска света превратилась в четыре тонкие полоски, в рисунок квадрата на потолке. При солнечном свете, струящемся из квадрата, Бодлеры ясно увидели две дверные петли.

– Смотрите, – сказала Вайолет. – Это люк. Мы не разглядели его в темноте, а он тут как тут.

Клаус попробовал открыть люк, надавив щипцами на дверь, но дверь не поддалась.

– Она, кажется, заперта, – сказал он. – Уверен, ее запер Гюнтер, когда забрал отсюда Квегмайров.

Вайолет поглядела на люк, и дети увидели, что она подвязывает волосы лентой, чтобы они не лезли в глаза.

– Замок нас не остановит, – сказала она. – Особенно после того, как мы проделали такой путь. Наконец время пришло и для наших щипцов. Но не как сварочных горелок или палок для шумового эффекта. – Улыбнувшись, Вайолет повернулась к брату и сестре: – Теперь щипцы заменят нам лом или рычаг.

– Хардисет? – спросила Солнышко.

– Лом – это портативный рычаг. Щипцы сработают отлично. Но надо, чтобы кончики щипцов уперлись в край люка, там, откуда идет свет, а потом нужно изо всей силы толкнуть щипцы вверх. И тогда дверь распахнется. Понятно?

– Понятно, – ответил Клаус. – Давайте попробуем.

И Бодлеры взялись за дело. Я рад вам сообщить, что щипцы сработали отлично. С ужасающим скрипом, сопровождаемым новым облаком пыли, крышка люка приподнялась и открылась наружу. Солнце хлынуло в туннель, и Бодлеры поняли, что настал конец их нескончаемому путешествию в кромешной тьме.

– Сработали! – закричала Вайолет. – Точно сработали!

– Видишь, пришло время для твоих изобретательских способностей! – крикнул Клаус. – А решение находилось прямо на кончике наших щипцов.

– Ап! – восторженно завопила Солнышко, что, разумеется, означало: «Наверх!», и старшие Бодлеры одобрительно кивнули. Встав на цыпочки, дети ухватились за петли, подтянулись и выбрались из туннеля, бросив позади свои каминные щипцы. А еще через несколько минут вся троица уже стояла наверху и жмурилась от яркого солнца.

Одно из самых ценных моих сокровищ – маленькая деревянная шкатулка с особым замочком. Этой шкатулке больше пятисот лет, и открыть ее можно, если ты только знаешь секретный код. Пользоваться этим кодом научил меня мой дед, а деда – его дед. И я бы с радостью передал этот секрет своему внуку, если бы надеялся, что у меня когда-нибудь будет собственная семья и мне не придется до конца моих дней жить в этом мире одному как перст. Эта маленькая деревянная шкатулка такое ценное для меня сокровище еще и потому, что внутри, когда вы откроете ее, соблюдая код, вы найдете маленький серебряный ключик. Этот ключик подходит к замку другого моего бесценного сокровища, а именно деревянной шкатулки чуть большего размера, подаренной мне женщиной, имя которой мой дед запретил упоминать. Внутри этой коробочки спрятан свиток пергамента, что в нашем случае означает «очень старая, свернутая трубочкой бумага, на которой изображена карта города того времени, когда там жили сироты Бодлер». Карта, сделанная темно-синими чернилами, рисует подробный план города в мельчайших деталях. Чего там только нет: указания номеров домов, эскизы модной одежды и даже графики колебаний погоды, добавленные на полях прежними владельцами, из которых уже нет никого в живых. Я корпел бесчисленные часы над этой картой, скрупулезно исследуя каждый дюйм. Все полезное, что я мог вынести из нее, я переписал в свои бумаги, а потом и в книги, такие как эта, в надежде, что широкий круг людей наконец узнает все подробности этого предательского заговора. В карте есть просто фантастические вещи, обнаруженные за много лет самыми разными исследователями, детективами и цирковыми артистами. Но самым фантастическим из всего, что есть на этой карте, я считаю открытие, только что сделанное тремя бодлеровскими сиротами. Иногда глубокой ночью, когда мне не спится, я встаю с постели, набираю код на маленькой деревянной шкатулке для того, чтобы достать серебряный ключик, открываю им шкатулку, что побольше, сажусь за письменный стол и при свете свечи снова смотрю на две пунктирные линии, которыми обозначен подземный туннель. Он начинается на дне шахты лифта в доме № 667 по Мрачному проспекту и кончается у крышки люка, который Бодлеры ухитрились открыть с помощью липового рычага. Я смотрю и смотрю на ту часть города, где сироты выбрались наружу из кошмарного подземного коридора. Но независимо от того, сколько времени я смотрю, я не могу поверить своим глазам, как не могли и Бодлеры.