Валерий Попов - Похождения двух горемык

— Мы не разрядники, но мы хотим.

— Да нет, мы сюда только перспективных берем, а вы не перспективные.

— Почему это?

— Сразу видно.

Вышли мы наверх. Вытерлись в этот раз уже одеждой, раз уж мы не перспективные — кому нужны!

— Да, — Виктору говорю. — Как-то мы нигде с тобой не задерживаемся. Видно, потому, что собственных предложений у нас нет, идей!

Вышли, пошли.

Хоть и не перспективные мы, а мерзнем!

Вдруг глядим — на скамейке шляпа лежит!

— О, — Витя говорит, — наконец-то нам счастье улыбнулось!

Взял шляпу эту, надел. Все-таки голове теплее!

Идем — Витя в огромной шляпе.

Гражданин один так и оцепенел. Долго шел за нами — под шляпу заглядывал.

— Не пойму, — говорит, — лилипуты, что ли? Лилипуты, что ли, приехали, говорю?

Потом идем дальше, вдруг человек без головного убора догоняет нас, с милиционером.

— Вот, — говорит, — положил на секунду шляпу, а они украли.

— Бежим! — Витя кричит.

Помчались из последних сил уже.

Шляпу на урну положили, — может, отстанут. Идем — от погони уже оторвались — проходными дворами.

— Да-а, — говорю, — правильно, видно, мой папа говорил: «Путь, который к гибели ведет, от истинного отклоняется сначала на один градус всего!»

Вспомнил я вдруг почему-то, как в автобусе с нашим учителем пения встретился. До четвертого класса у нас пение было, потом кончилось, а он на пенсию ушел.

Вспомнил я, как серьезно он уроки свои проводил! Перед тем как начать петь нашему хору, достанет камертон — металлическую рогатку, — стукнет себе им по голове (все, кого не видит он, обязательно этот жест передразнят!). Тихий звук камертона — как комариный писк. Прекратится он — и мы начнем петь с этой же ноты, которая затихла.

Я, помню, любимцем его был.

Говорил он — замечательно я пою!

Потом пение у нас кончилось, а он на пенсию ушел.

И все!.. Вспомнится иногда только, как солировал я.

Стою — и сам удивляюсь, как пою!

«Солнышко све-тит яс-ное!..»

Вспомнил, как на концерте для родителей пел, — родители все изумлены были, переглядывались, головами качали — они до этого с другой стороны меня знали...

И вот встречает меня он — два года уже после уроков его прошло.

— Ну как ты, — спрашивает, — поешь?

Я подумал еще тогда: «Просто нечего ему больше спросить!»

А сейчас понял вдруг: «Не совсем так!»

Он, видно, действительно на меня надеялся, что я певцом стану, с его легкой руки, чтоб он говорить мог потом, друзьям-пенсионерам: «А Горохов-то у меня начинал!» Но как-то я про это забыл. Ушел он — и забыл я про пение.

Потом вспомнил вдруг: я же еще и в легкой атлетике блистал. Учитель школьный в спортшколу меня послал, там я сразу на второй юношеский разряд пробежал. Может, я и быстрее бы пробежал, да какой-то балбес на дорожке чемодан позабыл. Перепрыгивать пришлось, и то время разрядное оказалось. Тренер тот говорит: «Ну-ну!»

И все. Больше я на тренировки не ходил. Не помню уж почему. Так что в легкой атлетике я перспективный был! Как это забыл я совсем... Выходит, я не одну уже надежду не оправдал, а две! Так и все, вообще, можно проморгать!

Виктору говорю:

— Ну, куда? Помнишь, ты говорил, что у тебя какой-то верный друг есть? Ну, номером телефона которого ты еще камеру хранения зашифровал?

Он говорит:

— Точно! Как мог я забыть! Вот это действительно друг! Напоит нас чаем, накормит! Колоссально!

Вбежал в телефонную будку и застыл. Минут десять, наверно, стоял, как столб.

— Забыл! — говорит.

— Что?

— Номер телефона его забыл, давно, выходит, не звонил.

— Да-а-а-а, — говорю, — к дружбе у нас, выходит, такое же небрежное отношение, как ко всему!

— Как же? — он говорит вдруг.

— Что — как?

— Как же, — говорит, — камеру хранения теперь откроем? Думал, уж этот телефон железно запомню, и нет!

Витя расстроился, впервые, можно сказать. Но быстро пришел в себя, снова захохотал.

— Дурак, — говорит, — какой же я дурак! Надо поехать к нему, и все! Поглядеть его телефон, заодно поесть!

— А живет-то где он, хоть помнишь?

— Я всегда помню, где друзья мои живут! — веско говорит.

Ехали долго, на двух автобусах. Приехали наконец в новый район.

— Вот, — Витя радостно говорит. — Вот его дом!.. Точно!

Поднялись. Виктор звонить начал. Звонок... еще звонок... не открывают!

— Да... где-то задерживается, — Витя говорит.

— Может, по справочному можно телефон узнать?

— Нет, — Витя говорит, — фамилии его точно не помню!

— Да-а-а, — говорю, — без портфелей нам уж точно домой ходу нет!

— Ладно, — Витя вдруг говорит. — Выбью уж я ему дверь! Если товарищ настоящий — простит!

— Да ты что? — говорю. — Это же взлом!

— Ничего! — говорит. — Как-нибудь! Я же вижу, как ты устал! Вижу, что домой тебе уже хочется! Мой долг, хочешь знать, выручить твой портфель и тебе отдать!

— Спасибо! — говорю. — Ты, видно, настоящий друг! — Разбежался Витя вниз по лестнице, трахнул плечом дверь, она открылась. Вбежали мы внутрь, стали телефон искать, вдруг Витя как закричит:

— Эта не та квартира! Бежим!

Дрожащими руками дверь обратно приставили, вниз сбежали, в автобус вскочили.

— Да, — Витьке говорю, — знал, что до преступления мы можем докатиться, только не думал, что так быстро!

Приехали в центр, Витя говорит:

— Идея!

Я задрожал.

— Не надо! — говорю. — Я идей твоих что-то уже боюсь.

— Действительно — отличная мысль! — говорит. — Пойдем к Клопахину, отличнику нашему, возьмем у него тетради и все спишем! Завтра в школу придем — все у нас сделано, хоть бы что!

— А куда ж мы спишем-то, тетрадей-то у нас нет!

— Ну и что? Подумаешь! Что, у него лишних тетрадок не найдется?

— Точно, — говорю. — Идея!

— Говорил, — Витька обрадовался, — со мной не пропадешь!

Пришли мы к Клопахину, звоним. Открыл он, и такая вдруг тоска на лице его отразилась!

— А... это вы, — говорит.

В комнату нас провел, потом говорит:

— Знаете что? Понимаете, я сейчас к олимпиаде физической готовлюсь, погуляйте, пожалуйста, минут двадцать, я кончу.

И прямо лицо у него — умоляющее. Чувствуется, очень он увлечен чем-то там.

— Ладно, — Вите говорю. — Пойдем.

Вышли, стали по улице ходить. Замерзли совсем, вошли в продуктовый магазин.

— Хорошо! — Витя говорит. — Тепло тут, светло! Замечательно!

Стал от радости руки потирать, вдруг продавщица громко ему говорит:

— Ты руки не потирай, не потирай! Все равно спиртного тебе не отпущу — мал еще!

Я обомлел.

— Неплохо, — Вите говорю, — уже за пьяниц нас принимают. Вот это здорово.

Из соседнего отдела продавец говорит:

— Будете брать что-нибудь? Закрываться нам уже пора, хватит!

Витя говорит:

— Да нет, мы не покупать сюда пришли.

— Не покупать? — продавец говорит. — А зачем же? Колька, — кричит, — прикрой-ка дверь — разберемся!