Александр Маринов - Детский дом

— С драками надо кончать, — опять властно заговорила Легздайн и, достав из ящика стола бумажку, показала ее нам. — Вот пришла из горсовета петиция граждан: жалуются на ваши дикие выходки. Приятно мне это получать? Требуют принять меры. Но чем вас проймешь? Придется почистить детдом и кое-кого из вас послать в реформаторий… Пусть поживут с трудновоспитуемыми.

— Это лишь одна сторона, — вновь вступила в разговор Роза. — Конечно, нехорошо, что из-за драк воспитанникам не совсем безопасно выходить в город. Есть и другая сторона: драки эти укрепляют позиции хулиганов в детдоме, право кулака. В глазах ребят такие «битки», как Степан Курнашев… по-вашему, Филин, выглядят героями. Разве это допустимо?

— Решено, — словно ставя точку, проговорила Легз-дайн. — Устроим совместное собрание с городскими ребятами. Может, пригласим шефов — командиров стрелкового полка. Вы, Роза Ильинична, обдумайте это все с пионерским активом. Внесите предложение, программу… Торопиться не надо, даю вам месяца два-три.

Я понял, что можно улизнуть, но тут Роза опять сказала заведующей, с улыбкой кивнув на меня:

— Мария Васильевна, что же Саша будет ходить с одним стеклом в очках? В драке-то он не участвовал.

Легздайн была человеком непреклонным, отменять свои распоряжения не любила и лишь только нахмурилась. Так я ни с чем и ушел из ее кабинета.

Час спустя меня в коридоре встретила Роза, положила руку на плечо, проговорила с улыбкой:

— Получишь новые очки. Мария Васильевна сказала: «Пусть походит так и почувствует». Потом тебе закажут новые.

Ради экономии, свет в детдоме гасили рано. Обычно спать еще никто не хотел и, лежа на кроватях в своей большой спальне, тесно уставленной койками и тумбочками, мы заводили длинные разговоры. Тут обсуждались и события дня, и мировые проблемы, строились догадки, когда в Европе, в Азии, наконец, вспыхнет пролетарская революция.

После этого наступало время рассказчиков. Темнота обостряла впечатлительность и, боясь шевельнуться на скрипучих койках, мы внимали необыкновенным приключениям из беспризорной жизни, которыми делились бывалые бродяжки. Любили ребята слушать пересказ книг и кинофильмов, в то время еще немых. Я считался лучшим рассказчиком книжных историй, Лешка Аристократ замечательно «изображал» фильмы. Делал он это артистически, нагнетая интерес умелым изложением сюжета. Он один играл за всех актеров. Спальня замирала. Как правило, на Лешкины представления набивались ребята из соседних комнат. Все чувствовали себя свободно, в темноте лица рассказчика не было видно: если кто пытался его перебить, со всех сторон сразу летело: «Не мешай, долдон!», «Заткни уши тряпкой!», «Сыпь отсюда, а то вынесем».

В этот вечер, конечно, гвоздем пересудов была схватка с «городскими фраерами».

— Это Леха подгадил, — философствовал Мишанька Гусек. — А чего добился? Его дружку Косому очко подбили. Справедливец липовый!

— Гусек ты лапчатый, — досадливо вздохнул Аристократ. — О справедливости бубнишь. Чья бы корова мычала, а твоя молчала. Даешь ребятам в долг хлебные пайки, папироски, сахар — дерешь ростовщические проценты. Очки ж камнем… Просто с нашим пионерским вождем произошла роковая случайность — не больше. Это же голая фортуна.

В темноте Гусек заерзал на койке: возразить ему было нечего. Пускать в ход кулаки — бесполезно. Аристократ так даст сдачи, что не поздоровится.

— А кто эта… хвартуна? — полюбопытствовал он. — Иде она ходит? Голая, говоришь? Не бре? Поглядеть бы.

Алексей даже не посчитал нужным ответить ему и продолжал завязавшуюся в комнате дискуссию о драках. В разговор включился Петька Левченко — щуплый, большеголовый мальчик, совсем недавно попавший к нам в детдом. А отец и мать его были врачами, работали во время холерной эпидемии в Поволжье, там оба и умерли.

— А я утверждаю, что стычки полезны, — говорил он авторитетным тоном. — Они развивают у пролетарских сирот мужество и волю к победе. Надо с детства готовить себя к борьбе за мировую резолюцию.

— Рогатки тоже пригодятся в будущей борьбе? — невинным тоном спросил я.

Рогатки, по утверждению Марии Васильевны Легздайн, являлись «бичом» нашего детдома. Сколько жалоб поступало от горожан на разбитые окна!

— Ерничаешь, Косой, — отбил мою реплику Петя Левченко.

Развитый, начитанный, Петя Левченко стремился во всем держать лидерство. Но этому мешали его слабосильность и трусоватость, которые он всячески скрывал. Дошлые остряки сразу же нарекли его Львом. Кличкой этой Петя гордился, по наивности не усматривая в ней ядовитой иронии. Подводил его еще писклявый голос: ребята убеждали Льва, что у него басок, раскаты которого напоминают рычание царя зверей.

— Готовиться к будущим боям надо уже сейчас, — вещал в темноте Лев. — Поэтому нечего бояться расквашенных носов и разбитых стекол. Возьмите воинские маневры нашего шефа — стрелкового полка. Что скажете? Здесь вроде все свои, а красные идут против синих. А? Они друг на друге тренируются для битвы с общим врагом. Мировая буржуазия, она ведь не дремлет. Если хотите, и рогатки нужны: развивают снайперский глазомер.

Доводы ль могучего Льва подействовали или явное торжество в его «басистом» голосе, но все замолчали. Тишину нарушил негромкий вопрос Аристократа, брошенный как бы между прочим:

— А где ты, Лев, был во время сегодняшней драки? В рядах пролетарских детей я тебя вроде не заметил.

— В садике книжечку читал! — хихикнул кто-то невидимый у окна.

— Что пристали к человеку? — включился в разговор Степка Филин. — Правильно звонит: рубай всех, кто под руку подвернется. Мы не слабаки какие-нибудь. Вот в нонешней драке здорово выбили бубну городским фраерам: не скоро опять сунутся. И если б не Косой с Аристократом…

— Что бы ты, Филин, ни пел, не соглашусь с тобой, — ответил я. — Забыл, что нам говорил шеф — командир стрелкового? Городские такие же советские ребята, как и мы. Драться надо с врагами. А рогатки…

— Ты, Косой, известный подлипало, — перебил меня Филин. — Перед завшей выслуживаешься, перед Розой. Глист-активист!

— Врежь ему, Филин, — посоветовал Гусек. — Не-хай на второй глаз окосеет, меньше будет подглядывать.

Снова наступила тишина, но напряженная. Все ребята знали о скрытом противоборстве между мной и Филином. Знали и то, что он гораздо сильнее и мог бы меня «измолотить в доску». И все видели, что в спорах тем не менее я всегда брал над ним верх: бил его логикой. Неразвитый, туповатый Филин никогда не находил слов, чтобы «отбиться» от меня. К тому же за моей спиной стояли Легздайн, учителя, вожатая Роза и основная масса ребят, всегда очень чутких к правде. Ведь все они знали, что Филин бесцеремонно тянул из столовой съестное, пользуясь тем, что никто не хотел с ним связываться.