Эльвира Смелик - Я превращаюсь в дождь [litres]

– Ну ты чего? Совсем, что ли, закоченела? – Вернулся и опять ухватил за руку. Легко и просто, не придавая никакого значения жесту. – Идем.

У него ладонь горячая и мягкая. В первый раз, на остановке, Олеся ее толком и почувствовать не успела. А сейчас очень даже почувствовала, наверное, по контрасту со своей, холоднющей, закаменевшей. Он держал некрепко, запросто можно вырваться, без всяких усилий, но замерзшим пальцам становилось тепло и приятно.

Мама тоже водила Олесю за руку. Не сейчас, конечно. Раньше. Сначала от этого было спокойно и надежно, потом – смущало и тяготило. А вот с Егором – и не так и не так.

Стеклянный павильон кафешки отражал небо и желтеющие деревья, сверкал солнечными бликами и просматривался насквозь. Он чем-то напоминал аквариум. За затемненными стеклами – мягкий полумрак, умиротворение и неспешные движения рыбок-посетителей.

– Садись, – распорядился Егор, а сам направился к стойке.

Олеся выбрала столик в уголке, подальше от тротуаров, с обзором на небольшой палисадник, а дальше – стена дома, прикрытая кустами сирени. Листья сирени долго сохраняют зеленый цвет, не желтеют, не краснеют, а ближе к зиме становятся неприглядно бурыми. Зато большая береза щедро сыплет золотом.

Аккуратный зубчатый листочек прилип к окну и тихонько подрагивал, сопротивляясь пытавшемуся оторвать его и унести ветру.

Егор принес два высоких бумажных стакана с крышками, один поставил перед Олесей, уселся на стул напротив:

– Оттаивай.

Кофе Олеся не любила. Если сладкий – противно, а без сахара слишком горько. И крепко, потом сознание немного плывет. Но все-таки отхлебнула – хотя бы для виду – очень осторожно, еще и обжечься боялась. А вкус оказался неожиданно приятным. Горечь совсем легкая, смягченная нежностью молока. И горячо в самый раз. Не обжечься, но согреться. Олеся глянула поверх стакана.

Егор пялился в окно или на окно, на тот самый прилипший снаружи березовый лист. Задумчивый, опять словно сам по себе.

– Надо же! – долетело со стороны.

Возле столика остановилась девушка. Из тех, кто сразу обращает на себя внимание. Потому что красивая или, скорее, яркая. Темные волосы и глаза темные, длинные, с поволокой.

– О, Яна, – откликнулся Егор.

А девушка посмотрела сверху вниз сначала на него, потом на Олесю. Задержала на ней любопытный, оценивающий взгляд, а потом перевела на Егора:

– Как интересно. Расскажешь, что происходит?

Он кивнул с невозмутимым видом:

– Леха жив-здоров, в депрессию не впал. Правда, с чувствами пока завязал. Только дружба и взаимовыручка.

Яна, не спрашивая разрешения, устроилась на свободном стуле. Добавила к двум стаканам с кофе еще один, свой.

– Да я не про него.

И опять посмотрела на Олесю. И Егор посмотрел.

– А! Это Олеся.

– И…

В ответ на ее прозрачный намек Егор только пожал плечами:

– Вообще-то это Леха ее пригласил. В кино. А я особо и не собирался. Но он не смог, а у меня все равно свободное время было.

– Серьезно? – Яна отпила кофе, легонько взмахнула стаканом. – И это чисто случайно получилось?

– Ну да. Какие-то сомнения?

– Еще какие.

Странный такой разговор, чем-то похожий на айсберг. За красноречивыми интонациями, за минимальным набором произнесенных вслух фраз прячется еще множество непроизнесенных. Может, додуманных, может, звучавших уже когда-то, скрытых под непрозрачной водой. Но эти двое их все равно видят, а Олеся – нет. И потому немного не по себе, неуютно.

Егор снисходительно хмыкнул.

– Думаешь, мы специально не стали его ждать, смылись? А Леха теперь стоит одиноко на остановке и все еще надеется, что мы просто задержались и сейчас обязательно придем. – Он тоже подхватил свой стакан, но просто держал перед собой. – Да у них там какое-то важное семейное мероприятие с выездом за город. То ли юбилей у прабабушки, то ли ежегодный слет родственников. А он, как всегда, забыл.

– И позвонить Олесе не мог, что не придет? – спросила Яна с притворным пониманием.

Но Егор невозмутимо подтвердил:

– Не мог. У него ее номера нет.

– Нет? – озадаченно переспросила Яна. – Сейчас будет. Скажешь свой номер телефона? – обратилась она к Олесе. – Ладно? А то мальчики бестолковые, сразу не догадались спросить. И пришлось бедному Егорке друга подменять. Не хотелось, наверное, но ведь – дружба и взаимовыручка.

Егор пил кофе и смотрел в зал, словно разговор его не касался, и Олеся не торопилась доставать мобильник. Наизусть она свой номер не помнила, редко приходилось называть, специально вбила его в память телефона. И Яна вроде бы шутила, точнее, подкалывала Егора. Значит, не обязательно ее просьбу выполнять.

– Ну Олесь! Ну скажи, пожалуйста.

Все-таки Яна не отступилась, еще и смотрела просительно. И Олесе пришлось доставать мобильник, копаться в контактах. Просто и неоригинально: собственный номер в списке самый последний, под буквой «Я».

Егор тоже уже держал в руках телефон, и Яна тщательно следила, как он набирает называемые Олесей цифры, и приговаривала:

– Пиши-пиши. Потом Томилину эсэмэсочкой скинешь. Ведь скинешь?

На экране горел значок пропущенного вызова. Наверняка мама. Олеся же обещала скоро вернуться. Хотя времени не так уж и много прошло, но по родительским понятиям точно перевалило за «скоро». А тут еще она не ответила – не услышала, потому что звук был отключен, и мама непременно сейчас опять перезвонит.

– Мне домой пора.

– Так быстро? – Это не Егор спросил, Яна.

А он отставил стакан, поднялся и произнес в который уже раз:

– Идем.

Мама сразу спросила, где я была столько времени. А я ответила, что встретила на улице одноклассниц и погуляла с ними немного. Это, конечно, вранье, но…

Она бы не стала сердиться и ругаться. Я соврала не поэтому. Она бы стала выспрашивать. Подробно. Кто такой Егор? Хорошо ли я его знаю? Куда мы ходили? Что делали? А я не хотела о нем говорить. Не хотела, и все. Тем более с мамой. Тем более про крышу.

Высоты я не боюсь. Запросто могу смотреть вниз с моста, например, или с балкона. Мы живем на втором этаже – несерьезно, а вот мамина подруга тетя Таня – на седьмом. И это даже выше, чем было на крыше. Но по-другому, совсем по-другому.

На балконе тесно и как-то слишком просто, только и чувствуется большое расстояние до земли. На крыше не так. Там места много, и кажется, что не стоишь на чем-то, а вырос-вырос-вырос, дотянулся почти до неба.