Эльвира Смелик - Я превращаюсь в дождь [litres]

Не отвечает. Почему Егор не отвечает? Не может? И что делать? Искать его? А где? Вернуться домой и там маяться от неизвестности? Нет уж. Лучше здесь. Стоять, ждать, верить, что все хорошо. Что он придет. Обязательно. Он обязательно придет.

Надо позвонить еще раз.

Капля воды упала на экран телефона. Дождь. Весь день собирался, а пошел именно сейчас. Но ничего, он мелкий и редкий.

Олеся спряталась под липу. Листьев на ней осталось не так уж и много, но зато ветви густо переплетены. Почти и не каплет. Нажала на значок соединения.

Опять гудки. Безнадежными вздохами.

Ну как же? Ну! Пусть он ответит. Пожалуйста!

И пусть все будет хорошо. Только пусть все обязательно будет хорошо.

А дождь стал сильнее. Уже не капает, а льет, часто и густо. И веток над головой словно не существует больше. Не спасают. Будто стоишь под открытым небом.

Но Олеся все равно не уйдет. Потому что уходить никак нельзя. Уйти – это значит поверить в худшее. А в него верить не надо. Не на-до. Тогда оно и не случится.

Егор сидел за столиком в кафе и смотрел сквозь оконное стекло. Специально выбрал место, чтобы хорошо было видно и скверик, и лавочки, и деревья, и стоящую с краю девушку. Она притащилась раньше времени. Хорошо, что он тоже появился заранее, успел.

Ей и в голову не пришло заглядывать в окна кафе, пялилась в перспективу улиц: то одной, то другой.

Полчаса прошло. Не всякий парень остался бы стоять дольше, а уж девушка и подавно. Надулась бы и ушла. Но то нормальная девушка. У этой – ни обиды, ни разочарования, ни возмущения, только прежнее ожидание на лице. На что и решилась, так всего лишь позвонить.

Мобильник в кармане нервно задергался и замычал, словно немой, пытающийся что-то объяснить, – звук-то отключен, – но Егор проигнорировал его стенания.

На стекле появился тонкий прозрачный штрих. «Кажется, дождь собирается».

Новый звонок, и опять он не ответил. Хотя на этот раз мычание телефона раздражало. А дождь становился все сильнее. По стеклу побежали маленькие ручейки, искажая изображение.

Ну сейчас-то она точно уйдет. Ну!

Ну вот чего она? Совсем чокнутая?

И хоть бы кто-то из прохожих удивился, обеспокоился, подошел: «Девочка, у тебя все дома? Сходила бы, проверила. Гораздо больше смысла, чем под ливнем торчать». Но никому дела нет, бегут мимо. А может, и не видят вовсе.

Ду-ра. Какая же она дура! Даже полный идиот уже догадался бы, что его тупо развели. А она до сих пор ждет.

И он ждет, словно приклеился к стулу, сидит и повторяет про себя: «Сейчас она уйдет. Вот сейчас она обязательно уйдет».

У нее куртка без капюшона, и капли дождя долбают по макушке. А волосы слиплись в сосульки, приклеились к щекам и лбу. Но это почему-то совсем не уродливо. И не смешно.

Вот ведь черт!

Егор выскочил на улицу, едва не налетев на кого-то, искавшего спасения от дождя. Даже капюшон не стал надевать. Наплевать. И словно назло, одна капля, какая-то нереально крупная (наверное, свисала с края крыши, набирала объем, специально поджидая, когда кто-нибудь пройдет), угодила прямиком за шиворот, побежала вниз по позвоночнику, гоня мурашки.

Олеся не смотрела в сторону кафе, не заметила, откуда он появился. Но в последний момент – Егору несколько шагов до нее осталось – повернулась, встретила взглядом. Глаза широко распахнулись. Неужели от радости?

– Интересно, а если бы я совсем не пришел, ты бы так и ждала?

Она сначала беззвучно шевельнула губами, а потом все-таки произнесла:

– Но ты же пришел.

Егор только хмыкнул. А что тут скажешь?

– Я звонила, но ты не отвечал, – доложила добросовестно. Голос какой-то странный. Будто Олеся только что от стоматолога и ей вкалывали заморозку. – Я подумала, а вдруг с тобой что-то случилось.

– Не случилось.

Она согласно кивнула:

– Тогда… я домой пойду.

Ага. Еще двадцать минут под дождем. Хотя для нее это уже не принципиально, давно сравнялась по влажности с окружающей средой. И по температуре. Капля висит на бледном кончике носа, даже ресницы мокрые. А губы синие. По-настоящему синие – почти насыщенный ультрамарин. Потому и голос странный. Действительно замороженный, но не уколом, погодой.

– Нет. Не домой. Ко мне. Я живу тут в двух шагах. Идем.

Олеся не шевельнулась. Кажется, даже наоборот – намертво вкопалась в место. Или правда примерзла. Хотела возразить, уже начала говорить что-то вроде:

– Но…

– Я сказал идем.

Аккуратно двумя пальцами ухватил ее за рукав, дернул за собой. Послушалась.

Бабушка обрисовалась в прихожей, стоило щелкнуть замку, и застыла в дверном проеме. Брови у нее медленно поползли на лоб, а когда достигли возможной наивысшей точки, мгновенно вернулись на место, и лицо приобрело невозмутимое выражение, в вопросе не прозвучало особого удивления:

– Вы что, купались?

– Так дождь же, – Егор махнул рукой в сторону входной двери, – на улице.

– И вы специально стояли под ним и мокли?

– Ну вроде того.

– А… – начала бабушка, но продолжать не стала, красноречиво смотрела на нежданную гостью.

– А, это? – Теперь Егор указал в ее сторону. – Это Олеся. Одноклассница. Ей до дома далеко. Ну-у, в общем… пусть у нас обсохнет.

– Ну да, конечно, – согласилась бабушка. Егор и не сомневался, что она адекватно среагирует. Бабушка подошла ближе: – Олесь, ты снимай курточку. Я ее рядом с батареей повешу. И чайник сейчас согрею. И полотенце принесу, вытрешься. И… ох! – Она всплеснула руками. – Да у тебя и свитер насквозь мокрый. И джинсики. – С упреком глянула на внука.

А он-то при чем? Он же никого насильно под дождем не держал. Могла уйти в любую секунду.

Бабушка задумалась, еще раз осмотрела гостью, потом опять повернулась к внуку, распорядилась:

– Принеси Олесе одежду.

Егор уставился озадаченно:

– Какую?

– Выбери что-нибудь свое.

Новое распоряжение смутило еще сильнее.

– Так, может, лучше твое. У меня же… мужское.

– А у меня на двадцать размеров больше! – воскликнула бабушка с такой интонацией, будто выиграла соревнование. – С тем же успехом Олесю можно в простынку заворачивать. – И, видя, что внук по-прежнему нерешительно топчется на месте, пояснила: – Принеси футболку какую-нибудь и штаны. Спортивные. Ну те, которые тебе уже коротки. Они как раз на завязках.

– Ага, – кивнул Егор, поморщился недовольно и поплелся в комнату.

А эта Олеся стояла, даже слова за все время не выдавила. Словно зверушка безгласная. И тряслась. От холода, само собой. Но слишком уж она напоминала соседскую чихуахуа, маленькую, тонконогую, на нормальную собаку совсем непохожую. Та тоже вечно дрожала и пялилась на мир огромными испуганными глазами.