Наталья Савушкина - Царское дело

– Ты чего, сейчас моя очередь нести, – Тая вскидывает голову и обнаруживает перед собой бабушку. В руках у неё бидон.

– Пора домой, детка.

– Ба, ты иди, мы сейчас доиграем, – Тая лихорадочно строчит по зелёному листу. – Я скоро! – и она снова мчится – мимо серого забора, по утоптанной земле двора, к крыльцу. И ещё раз, и ещё, и ещё…

Когда Тая доходит до своего дома, уже совсем поздно, и без фонарей, недавно казавшихся ненужными, теперь не обойтись.

– Ты разве не слышала, как мы тебя звали? – строго спрашивает мама.

Она сидит за столом, под абажуром с ангелами, и всё так же держит в руках кружку, словно Тая вышла минуту назад. А ведь, наверное, взрослые успели поужинать, пока её не было.

– Нет, – Тая стоит посередине комнаты, тяжело дыша.

Она бежала домой бегом, а теперь её словно остановили на всём скаку. Мамин взгляд держит на месте, не даёт подойти к столу, а уж тем более – приласкаться.

– Совсем память потеряла, гоняя по улице, – жёстко говорит мама. – За Алёнкой присмотреть некому, вот она до ночи и слоняется. А ты почему шляешься, что, дома у тебя нет?

Тая молчит. Она никогда не знает, что отвечать, когда мама вот так спрашивает «почему?». Не похоже, что ей нужен ответ. Но даже сейчас Тая чувствует, что солнце в груди не погасло. Только набежали на него тучи. Много-много туч…

– Ничего, заигрался ребёнок на воле, ничего, – ласково говорит бабушка. – Тут им вольница, ребятишкам, вот и бегают. Тебе где нынче стелить, Ляля?

Мама уходит с бабушкой в комнату застилать кровати.

– Ты всё-таки не балуй её, мама, – слышится оттуда. – Должна слушаться.

Бабушка отвечает что-то неразборчивое, примирительное, всё так же тихо.

«Если мама река, то очень холодная», – думает Тая и торопливо садится за стол, где её ждёт кружка остывшего молока. Тая ссутулилась над ней: от маминого выговора плечи словно окатили холодной водой. Но солнце внутри всё равно светит. Разве может река потушить солнце? Нет, конечно.

Папа подсаживается за стол, обнимает Таю:

– Ты уж слушайся бабушку, принцесса.

– А я слушаюсь, папа, вот честное слово, слушаюсь!

– И не слышала, как тебя звали?

Тая мотает головой.

– Мы в почту играли. Я не слышала. Я была почтальон.

– Ну а письма-то носила важные?

Тая кивает.

– Ладно, заигралась так заигралась, – папа улыбается. – Но ты всё-таки повнимательней.

Он молчит, пока Тая допивает молоко, крутит ручку стоящего на подоконнике дедушкиного приёмника «Альпинист», и скоро из чёрного ящика с мягкой обивкой выплывает протяжная волнующая мелодия:

«Да! – мысленно соглашается Тая. – Очень дороги! Так бы всю жизнь сидела с папой на кухне, и чтобы негромко играла музыка, и тихие разговоры за стенкой…»

Она замирает, держа кружку на весу. Музыка такая нежная, что страшно спугнуть её, и почему-то так больно в груди, что хочется плакать. Тая приникает к папиному плечу. Он говорит ласково:

– Пиши, как соскучишься. Твои письма дойдут быстро, ты ведь у нас почтальон!

Лёжа в кровати и укрывшись с головой, Тая слышит, как шуршит газетами дедушка, как бабушка разбирает постель в своей комнатке. Темно на улице. Давным-давно заснули бабушкины куры; позже всех, но всё-таки угомонились стрижи. Спит Алёнка. Светит на улице фонарь, а у Таи в груди греет и никак не закатится большое золотое солнце.

Здравствуйте, мама и папа!

Как ваши дела? Как здоровье дедушки Мити?

У нас всё хорошо. Я играю с Алёнкой, Мариной, Юриком и остальными. Мы катались на пруду на плоту. Мальчишки стали ловить пиявок, и плот перевернулся. Бабушка не очень ругалась. В пруду было мелко.

Я хожу за молоком и хлебом в Шестаково. Клубники было много. Горох вырос сладкий. Я его поливаю. По утрам занимаюсь, выучила таблицу до 7×7.

Пока всё. До свидания. Пришлите ещё кроссвордов!

Тая положила ручку и задумалась. Хочется написать больше, но всего в письме не расскажешь. Очень много всего произошло. Да и прочитают родители письмо не раньше, чем вернутся с моря.

Тая старательно вывела адрес на конверте и понесла его на кухню – дедушка по тонким линиям из точек аккуратно нарисует цифры индекса, и завтра почтальон тётя Тамара опустит конверт в коричневую сумку, висящую у неё через плечо.

Тая достала альбом и стала рисовать подсолнухи, растущие на грядке под окном. «Пять – подсолнухи, подсолнушки, подсолнушки…» – тихонько напевала она себе под нос, вспоминая свой нескучный счёт в день приезда. Даже удивительно, как быстро пролетает лето. Не успела она оглянуться, как подсолнухи из худеньких ростков превратились в высоченные шесты с цветами размером с тарелку. У бабушки они всегда вызревают очень крупными. Вот и сейчас их головы видно издалека.

Как они умудрились вызреть в такую погоду? Весь август был хмурым, солнечные дни выпадали редко. Вчера шёл дождь, и они с Алёнкой играли у Таи, в холодных сенях, где разгуливает ветер. Дедушка перекинул через бревно под крышей толстую верёвку, привязал доску, и получились длинные качели – для двоих. Здорово было раскачиваться, усевшись на доску. Старые полосатые половики, постеленные на неё для тепла и чистоты, свисали с концов, хлопая и рокоча, когда качели взлетали слишком высоко. Все остальные играли со своими домашними, а Тая под зонтом сбегала и пригласила к себе Алёнку. Марина ещё не вернулась из лагеря, и Алёнка сидела одна. Дождь весь день стучал по крыше, и опять было хорошо, как будто Алёнка – Таина сестра.

Сегодня снова пасмурный день, но раньше обеда и думать нечего звать Алёнку: с утра она ушла с бабушкой за хлебом в магазин за три километра. Они ходят через день, потому что хлебом кормят скотину и его надо много, а сразу много в магазине не продают.

Убирая альбом в тумбочку, Тая выронила несколько листочков. Собирая, задумалась над одним. Это был листок с Мишкиным адресом. «Написать или нет?» – подумала Тая. Что-то заскребло у неё на сердце. Она с досадой засунула листок в самый дальний угол ящика. «Вот ещё, обойдётся без письма», – подумала она.

Бабушка вошла с улицы, зашуршала в сенях, снимая мокрый плащ и сапоги.

– Мороси-и-ит!.. – нараспев сказала она вышедшей Тае, и вдруг её загорелое лицо сморщилось от сдерживаемого смеха. – А подсолнухи-то… Ты видала или нет?

– А что подсолнухи? – удивлённо спросила Тая. Только что она смотрела на них и даже рисовала в альбоме. Что могло измениться за пять минут?

– Неужели не заметила? Вот так хозяйка у нас растёт: из-под носа корову уведут, она и то не узнает.

Тая ничего не понимала. Какой нос, какая корова? Видя, что от бабушки толку не добьёшься, она побежала в комнату, влезла на старый колченогий стул и прижалась к стеклу, словно собиралась выдавить его.