Дмитрий Ищенко - В поисках мальчишеского бога

Вера — так звали девочку в одном из джипов. Она была вместе с родителями — любителями путешествий. Их импортный вездеход застрял на переправе, пришлось его вытаскивать, а потом помогать чинить.

Пока взрослые меняли колёса и разбирались с перегоревшими предохранителями, мы с ней сидели на крыльце столовой и прямо из ладоней ели морошку. Потом к нам подошёл наш оленёнок. Он вообще теперь постоянно приходил в посёлок, словно к себе домой. Может, так оно и было? По крайней мере, наши овчарки на него не лаяли, а он не боялся ни их, ни нас. Вера в недоумении смотрела на оленя, собак и людей. По её взгляду я понял, что мы для неё нечто вроде инопланетян. Ну, что-то похожее испытывал и я сам. Только это было почти три месяца назад, а с тех пор многое изменилось.

— И не скучно тебе здесь? — спросила она. — Всё-таки целое лето…

— Нет, — ответил я.

Это ведь только постороннему может показаться, что на сопках и скалах безлюдно и неинтересно. На самом деле здесь каждая встреча — событие, не то что в городе. Они происходят реже, но сами по себе гораздо весомее, значимее. У каждой свой смысл, своя интонация. И каждый человек — как драгоценный камень со всеми своими достоинствами и недостатками. У каждого своя судьба, своя дорога за плечами, свои надежды на будущее. И воспринимаешь ты его совсем иначе, чем на Большой земле. Здесь человек становится равен себе, потому что ему не спрятаться ни за монитором, ни за строгими очками, ни за выдуманной жизнью. Тут ты такой, какой есть на самом деле. Но вот как это всё можно высказать и объяснить, я не знаю…

— А хочешь, я тебе покажу магические утёсы? — спросил я.

Вера задумалась и нерешительно посмотрела в сторону отца, который ковырялся в двигателе вместе с нашим дизелистом.

— Я спрошу у родителей. А это далеко?

— Не очень, — как знаток ответил я.

Мы быстро добежали до утёсов. Теперь я так хорошо изучил дорогу, что безошибочно выбирал маршрут. Я знал, где лучше обойти болотце или скалу, как быстрее подняться на сопку, а потом спуститься, чтобы не упасть. Вера не отставала, шла вровень со мной и даже иногда обгоняла. И от этого задорно смеялась, словно гордилась собой.

К этому времени тундра уже напоминала палитру импрессионистов, случайно опрокинутую на холст. Жёлтый, красный, чуть зелёного и тёплый оранжевый свет — весь этот пёстрый ковёр расстилался перед нами и увлекал бежать вперёд легко-легко. Тёплый северный ветер трепал волосы, надувал куртки, а мы разводили руки, точно рассчитывая взлететь.

Неожиданно ковёр оборвался резким откосом скалы, и перед нами открылся весь океан с белой оторочкой пены у берега, едва касавшейся двух моих великанов. Я уже знал этот фокус, поэтому и привёл Веру сюда. Она даже закричала от восторга, а я в это время стоял чуть в стороне, довольный произведённым эффектом.

— Вот это круто! — крикнула Вера, и ветер унёс её слова вдаль.

По узкой тропинке между скал, которой я проходил десятки и сотни раз, мы спустились к утёсам.

— Закрой глаза, — словно фокусник, велел я, подходя к своему главному сокровищу — найденному мной наскальному рисунку, где был изображён человек.

Сначала Вера не поняла, что я ей показываю, а когда всё-таки рассмотрела, то выдохнула нечто вроде «вау!».

— Представляешь, его несколько тысяч лет назад нарисовали, и с тех пор он здесь, как часовой. Всё время — и в шторм, и в снег, и вьюгу. Никуда не уходит. И нас тут ждал! Здорово, правда?

— Ага… — согласилась поражённая Вера. — Щёлкни меня с ним, а? А то мне никто не поверит…

Я её, конечно, щёлкнул как смог, только, по-моему, всё равно вышло криво. А всё потому, что она то так встанет, то этак, то чёлку поправит, то с очками, то без…

А в это время прямо над нами пролетела полярная сова — просто красавица! Бело-чёрные крылья, размах с метр, и так спокойно, неторопливо.

Я, естественно, стал сову фоткать. Вера сначала возмутилась, что я не туда навожу объектив, но потом сообразила и тоже стала смотреть. Птица села на утёс, выпрямив спину, и величественно посмотрела на нас, на сопки и океан, словно проверяя, всё ли здесь в порядке. А мы смотрели на неё, задрав головы и заслоняя глаза ладонями.

Когда мы вернулись в посёлок, машину уже починили и ждали только Веру.

— Давай я тебя с оленем щёлкну, — предложила она. — А потом пришлю…

Вера сфотографировала и меня, и оленя, и тех, кто чинил джип, и вообще всех, кто был в этот момент в посёлке. Отличная, кстати, получилась фотография.

— У тебя какая электронка? — спросила Вера, уже садясь в машину. Я начал писать на огрызке бумаги, который нашёл в кармане. — И мобильный — мало ли, пригодится…

— Вот, — я протянул листок.

— Да, жалко, что мы тут так быстро… — Вера помахала рукой. — Я тебе обязательно позвоню!

Мы как-то неловко стояли, и тут я ни с того ни с сего брякнул:

— А ещё тут даже яблоня есть. Я сам видел, мне папа показал, а ему — его папа.

Вера улыбнулась:

— Да, классно вы тут устроились. Я тоже так хочу… В общем, жди — позвоню!

Накануне отъезда я снова пришёл к своим утёсам. Рядом с ними, у берега, покачивался на волнах небольшой катер. Оказалось, дайвингисты приехали закрывать летний сезон. В тёплых гидрокостюмах они плескались в арктическом море, точно на средиземноморском курорте.

Напротив катера, на берегу песчаной бухты, гордо стоял тот самый венский стул, который я уже как-то раз видел на берегу, с выгнутыми спинкой и ножками. Теперь на нём сидел человек и задумчиво смотрел на море, положив подбородок на руки, которыми опирался на трость.

Я подошёл ближе. Услышав мои шаги, он обернулся. Думаю, было ему лет под восемьдесят, не меньше: морщинистое лицо, седые волосы, зачёсанные назад, чуть прищуренный взгляд.

— Здравствуй, — сказал он.

— Здравствуйте, — ответил я.

Мы помолчали, не зная, о чём говорить дальше.

— Пока мой сын ныряет, я тут свежим воздухом решил подышать, — наконец произнёс старик. — Не возражаешь? Наверное, сейчас это твоё место…

Я улыбнулся.

— Я тоже любил сюда приходить. Мне тогда было столько же, сколько тебе…

— Здорово.

— Да, давно это было… А кажется, точно вчера…

Мы опять замолчали и стали смотреть на воду. Волны то набегали на берег, то уходили, оставляя за собой белую пену и шелест катящейся гальки. Старик внимательно вглядывался в это вечное движение. И мне показалось, что в этот момент мы оба думали об одном и том же. О том, что за минувшие с его юности годы эти волны ничуть не изменились.