Илья Туричин - Андрейкин счёт

Однажды вечером в клубе совхоза собрались трактористы — подвести итоги работы. На столе президиума, покрытом красной скатертью, стоял большой сноп пшеницы, увитый алыми лентами.

Лучших трактористов вызывали на сцену, и секретарь райкома партии вручал им премии за отличную работу.

Андрейка сидел рядом с Романом Ивановичем и радостно хлопал каждому выходящему на сцену. Ведь все эти люди были его друзьями.

— Иванов, Андрей Сергеевич, — сказал секретарь райкома.

Все захлопали, и Андрейка громче всех.

Роман Иванович подтолкнул его.

— Иди!

— Куда? — удивился Андрейка.

— На сцену. Тебя вызывают.

— Меня? — Сердце Андрейки замерло. Ноги стали будто деревянные, и он с трудом поднялся на сцену. Трактористы хлопали. Потом говорил секретарь, подняв над головой тетрадку в промасленной обложке. Он пожал Андрейкину руку и что-то вложил в неё.

Андрейка не помнил, как сошёл со сцены. Он сел на своё место, разжал пальцы. На ладони лежали часы. На их блестящей крышке была вырезана надпись: «Пионеру Андрею Иванову — за помощь на подъёме целины».

Валерка живёт на нашей лестнице, в квартире № 9. И ничем он не примечателен: серые глаза, светленькая чёлка и самый обыкновенный нос, как у всех.

Вот Витьку из тридцатой квартиры сразу от других отличишь. У него уши выдающиеся. Будто крылья огромной бабочки. Он ими шевелить умеет: захочет — прижмёт, захочет — оттопырит.

А Валерка — самый обыкновенный.

Но однажды в нашем дворе произошло событие, да такое, что даже Витькины уши вроде бы уменьшились. Теперь стоит Валерке выйти во двор, как вокруг него сразу ребята собираются. Стоят и смотрят, будто никогда не видали.

А потом кто-нибудь непременно пристанет:

— Расскажи-и, Валерка.

И Валерка начинает рассказ, который все уже наизусть знают. Но обратите внимание: всё равно Валерка каждый раз у меня подтверждения просит. Это потому, что я всё видел своими глазами.

Играли мы в тот день в лапту. Ну, двор вы наш знаете. Большой. Рядом пустырь был совсем недавно. А теперь пустырь от нашего двора отделили высоченным забором. Такой вредный забор — ни щёлочки. Мы думали, за ним новый дом будут строить. И верно, построили. Только не каменный, а деревянный. Очень странный дом: две стены с колоннами и кусок крыши. Попробуй поживи в таком доме! В два счёта насморк на сквозняке схватишь.

Всё это мы приметили, когда охранник ворота на улицу открыл, чтобы грузовики впустить.

В тот день играли мы в лапту новым «арабским» мячиком. Знаете, чёрный такой, крепкий.

А Валерка очень любит свечи давать. Ка-ак поддаст мячик снизу, — он чуть не до крыши летит.

И в этот раз Валерка ударил. Мячик — в небо и… за забор, на пустырь.

Мы, конечно, загалдели, а Валерка стоит и чуть не плачет. Мячик-то новый да к тому же чужой. Что делать?

— Пошли к охраннику. Может, пустит за мячом. Или сам вынесет, — предложил Валерка.

— Как же, дожидайтесь! — сказал Витька и шевельнул ушами. — Попадёт тебе теперь, Валерка!

— Идём, — сказал я. — А я человек решительный.

Мы пошли всей толпой.

У ворот Валерка остановился и говорит:

— Всем вместе не стоит. Охранник рассердиться может. Мы вдвоём с Олежкой пойдём.

То есть со мной. Это я — Олежка.

Ребята немножко погалдели, но согласились. Пошли мы с Валеркой вдвоём.

Только подходим к воротам, два грузовика подъехали.

Охранник вышел. Чего-то у шофёров спросил. Потом ворота открыл. Он с той стороны ворот стоит, мы — с этой, а между нами медленно грузовики двигаются, в ворота въезжают. И охранник нам из-за грузовиков не виден.

Тут Валерка хватает меня за руку и тащит в ворота. Так мы и проскочили на пустырь незаметно. А ворота за нами закрылись.

Видим, недалеко от ворот доски сложены. Мы шмыгнули за них и притаились.

— Что будем делать? — шепнул мне Валерка прямо в ухо. Даже уху жарко стало. Я почесал ухо и тоже шёпотом ответил:

— Не знаю.

Посидели мы немножко за досками.

Вдруг рядом что-то затрещало, загудело. Светло-светло стало. И такое нас любопытство разобрало, что мы про всё на свете забыли. Про все опасности. Выглянули из нашего укрытия. Прямо на крылечко деревянного дома прожекторы светят. А там два человека сидят на ступеньках и о чём-то между собой разговаривают. Руками машут. Один весь в кожаное одет. Даже штаны кожаные. А другой — матрос. В бушлате.

Что за люди? Июль, солнце светит, жара, все в рубашках с короткими рукавами ходят, а эти укутались, будто холодно. Матрос даже воротник поднял.

Тут один дядька в соломенной шляпе — он недалеко от нас на стуле сидел — как крикнет:

— Стоп!

И сразу все прожекторы погасли.

— Олежка, — шепнул мне Валерка, — давай мячик искать, пока нас не заметили. Он, наверно, недалеко от забора откатился.

Добрались мы до нашего забора. А там, как назло, земля изрыта, кустики какие-то насажены. А мячик-то чёрный, неприметный. Как его тут найдёшь?

— Ищи! — сказал Валерка и пошёл вдоль забора. Идёт, в землю смотрит, мячик ищет.

Я в кусты пополз, тоже ищу.

Вдруг кто-то неподалёку говорит:

— Здравствуйте, молодой человек.

Я к земле прижался, боюсь шелохнуться. «Ну, — думаю, — попался Валерка! Что-то теперь будет?..»

Приподнял я тихонько голову, глянул сквозь кусты и обомлел.

Стоит Валерка красный, глаза выпучил. А рядом с ним… рядом с ним сам Владимир Ильич Ленин стоит. Чуть голову набок склонил, глаза прищурил, а в глазах искорки светятся.

Я себя ущипнул: не сон ли? До сих пор, между прочим, синяк на руке.

— Что ж вы не здороваетесь? Нехорошо, — сказал Ленин, чуть картавя.

— Здравствуйте, — говорит Валерка, а сам всё на Ленина глядит и глазами хлопает.

Засмеялся Ленин. Даже голову немножко назад закинул. Сунул руку в карман. То на носки, то на каблуки станет — покачивается.

— Так-с… Вы зачем сюда пожаловали, молодой человек?

— За мячиком, — ответил Валерка.

— За мячиком? — повторил Ленин. — А как же он сюда попал, ваш мячик?

— Через забор перелетел. Я свечку дал кривую.

— Вот как! В лапту играли?

— Да…

— В детстве я тоже любил играть в лапту. Очень живая игра! А бита у вас круглая?

Валерка улыбнулся:

— Круглая, товарищ Ленин.

— А как вас зовут?

— Валерка Щукин.

Тут подошли ещё какие-то люди. Стоят. Улыбаются.

— Чудесно. Вот мы и познакомились, — говорит Ленин. — А то, что бита у вас круглая, — это хорошо. Плоской битой по мячу любой попадёт, а вот круглой — тут нужна сноровка. Как вы думаете?