Зинаида Канониди - Нэпса

У молодого грузчика Косты есть дочка. Зовут её Элени или ласково -Эленица. Но чаще кличут просто: «Нэпса!» Так в Греции обращаются к девочкам. А мальчиков кличут: «Нэпэ». Но у Косты нет сына - только дочка - маленькая проворная Эленица.

На рассвете Коста уходит на работу и осторожно прикрывает скрипучую дверь. За калиткой его ждёт дед Лазар, Лазар скрючен ревматизмом, как старое оливковое дерево. Ему давно пора на покой, но он ещё работает, носит тяжести. А как же иначе? Были у него сыновья - все погибли. Кто - в войну, кто - в тюрьме; а кто - в море. И остался Лазар один.

Старик завидует Косте:

- Бедовая дочка у тебя растёт, сосед… И хорошо, дочка. В солдаты не возьмут, в тюрьму не посадят…

- Как знать…- говорит Коста. - В наше время всё бывает…

Эленица проснулась, когда встало солнце. Разбудил её какой-то стук. Стучали за окном:

- Ток-ток-ток! Ток-ток-ток!

Эленице давно хотелось узнать, кто это стучит по утрам, но сон не пускал с постели. А сегодня она прогнала сон и побежала босиком на крыльцо.

Во дворе мать развешивала бельё. Ветер надувал наволочки парусом.

Ветер дул с моря, а море было совсем близко, внизу, под горой. Из трубы парохода валил дым - такой густой, что сквозь него можно было глядеть на солнце.

Эленица подивилась: солнце маленькое - меньше вчерашней луны.

- Одевайся скорее, нэпса! - сказала мать.

- А кто стучал? - спросила Эленица.

В это время заревел пароход:

- Гуа-гуа-гуа…

Не успел гудок смолкнуть, как гора откликнулась эхом: «Гау-у-у!..»

И только тогда, когда всё стихло, Эленица опять услышала стук: «ток-ток-ток…»

Она подбежала к калитке и выглянула на улицу.

По мостовой шли ослики - целая вереница ослов. Ну, конечно, это они стучали копытцами! Все они были навьючены корзинами с зеленью, и только на последнем, самом маленьком, сидел верхом турок Мустафа. Длинные ноги Мустафы волочились по дороге. Стоптанные чувяки с загнутыми вверх носками бороздили пыль, и она облачком вилась над ним, оседая на красную феску. Чёрная кисточка фески стала от пыли серой. И осёл был серый, мышастый. Только ноги его ниже колен были белые, будто в носках, а вокруг глаз - чёрные кольца.

- Ослик в очках! - засмеялась Эленица. - Новый ослик!

День начинался хорошо: солнце, ветер и новый ослик у Мустафы. Зеленщик всегда привозит что-нибудь вкусное: яблоки, деревенский сыр - брынзу, завёрнутую в мокрую тряпку, или свежую фасоль в зелёных стручках.

В полдень отец не пришёл обедать.

- Нэпса! - позвала мать.- Сбегай-ка в порт, отнеси отцу поесть.

Эленица сполоснула тёплой водой котелок, и мать налила туда густого фасолевого супу. Суп только что кипел, от него валил пар с вкусным запахом лука, поджаренного на оливковом масле.

Прихватив узелок с краюхой хлеба и ложками, Эленица со всех ног бросилась вниз по улице. Хорошо, что котелок был плотно закрыт крышкой!

- Тише, нэпса, тише! - крикнула мать, но дочки уже и след простыл.- Беда с ней!..

Ноги сами принесли Эленицу к старым воротам порта. Она незаметно прошмыгнула мимо сторожа и пошла туда, где высилась гора белого мрамора.

Отец с мраморной крошкой в волосах спускался по сходням. На спине его лежала большая глыба с острыми краями. Она давила и гнула Косту к земле.

- Папа! - крикнула Эленица.

Старый Лазар погрозил ей пальцем:

- Молчи, нэпса, а то отец поскользнётся. Не кричи ему под руку!

Коста бережно положил мраморную глыбу и только тогда обернулся:

- А, вот и ты, нэпса! Обед принесла? А мы тут задержались с Лазаром. Всех выгнали, а нас оставили - хозяин баржи уж очень просил охрану нас не выгонять - ему срочно надо мрамор отправить.

Ноги у отца дрожали, глаза покраснели. Он развязал узелок, разломил краюху пополам и кивнул деду Лазару:

- Садись, отведай, что Эленица принесла нам на обед!

Эленица не могла спокойно ждать, пока они опорожнят котелок. Она вьюном вертелась вокруг отца и Лазара и досаждала им вопросами:

- Откуда мрамор? Вам ещё много разгружать? А чья это баржа?

- Иди-ка, нэпса, погуляй! Дай отцу кусок проглотить,- сказал, наконец, старый Лазар.

Эленица надула губы, а сама была рада-радёшенька, что есть время побегать по причалам, по длинному молу.

За молом и вода другая - не такая как здесь, в гавани. Волны тут мелкие, суетливые, все в радужных пятнах мазута и бензина. На них качаются арбузные корки, окурки и всякий мусор. А там, за молом,- чистая морская волна с белыми гребешками, прозрачная, насквозь просвеченная солнцем. Волны там катятся с тихим шипением, одна за другой разбиваются о серые камни мола и обдают Эленицу свежими брызгами.

Девочка долго смотрела с мола в открытое море, потом оглянулась на гавань, на порт.

В порту тихо - будто вымерли все! Ни грузчика, ни капитана, ни лоцмана, ни матроса… Только кое-где чернели одинокие фигурки, прямые, как оловянные солдатики. «Жандармы! - догадалась Эленица.- Забастовка опять, что ли?»

Она побежала назад и в это самое время услышала у себя за спиной, в открытом море, рокот моторки. Оставляя белый пенистый след, небольшой быстроходный катер влетел в ворота мола. Не сбавляя скорости, он на всех парах шёл к тому причалу, где виднелась белоснежная гора мрамора и качалась баржа.

Эленица бросилась туда.

- Папа,- кричала она на бегу,- папа, а где люди? Забастовали, да?

Отец вышел ей навстречу. Он потряхивал пустым котелком. В котелке бренчали ложки.

- Если б забастовали, я бы тоже не работал, нэпса. Выставили всех, а почему - никто не знает. Приказали и нам к трём часам убраться, да Лазар совсем расклеился… Пришлось мне самому ворочать.

В это время катер подлетел к причалу. С него сбросили трап, и доска шаркнула по настилу пристани: шрр-шр… Из каютки вышел жандарм и ступил на доску трапа. Трап согнулся под его тяжестью.

Увидя жандарма, Коста сделал шаг назад, за угол склада, и потянул за собой дочку.

- Нэпса, сюда… Что им тут надо?