Николай Попов - Абанер

Сережа искал глазами Элину, а ее не было. Двери открывались и закрывались, мелькали белые платья, пиджаки, цветные рубашки, пришли преподаватели, а Элина не показывалась. Наконец-то!.. Он бросился навстречу и растерянно остановился — перед ним стояла Клава. Юноша неловко проводил ее до дивана, а сам опять стал ждать Элину. Весь день ее не было, пропала, как невидимка. Он не видел ее так долго. Да, да, со вчерашнего вечера, который все стоял в памяти.

Вспыхнули гирлянды лампочек, раздвинулся занавес на сцене, Бородин зачитал приказ о выпуске, а Сережа все поглядывал на двери. Почему ее нет?

— Сергей, не слышишь, что ли? Тебе слово дали! — сказала сзади Скворечня и дала ему легонький щелчок в затылок.

Ах, да, слово!.. Слово у него готово. Он вышел на сцену, увидал веселые лица и ребят и стал читать.

В зале громко захлопали. Сережа в эту минуту искренне верил, что стал поэтом. Он глянул на двери и увидел Элину. Она была тоже в белом платье с пучком незабудок на груди, но сегодня еще лучше и милее, чем вчера. Но кто это рядом с ней? Какой-то белобрысый с пухлыми губами, в синей рубашке с белым галстуком. Кто он и чего ему здесь надо? Тревога, как холодная лягушка, лизнула сердце.

— Познакомься, Сережа! Это Игорь. Тот самый, которого ты видел у тети на карточке. А это наш поэт Зорин Сергей.

— С удовольствием! — густым баритоном сказал парень и подал Сереже руку. — Элина мне столько о вас… столько о тебе рассказывала. Приехал на каникулы, узнал, что у Эли выпуск и — прямо сюда…

Сережа рассеянно слушал. Нет, этот парень решительно ему не нравился. Ну, приехал домой на каникулы, а зачем в Абанер приперся!..

Чуплай заиграл вальс, подбежала Рая и утащила Игоря танцевать, а Элина положила руку на плечо Сереже.

— Пошли на вальс!.. Поздравляю, Сережа, у тебя лучшее свидетельство в группе… Ты чем-то недоволен? А?

— Я тебя весь день ищу. Сколько раз к вам в комнату заходил… — он глядел влюбленно, измученный разлукой и обрадованный ее появлением.

Элина грустно улыбнулась, но Сережа не заметил, и они закружились по залу. А рядом с ними кружились такие же пары, лилась музыка, сияли улыбки — молодежь прощалась со школой.

Потом грянул краковяк. Элину подхватил Герасим, а Клавдия Ивановна взяла за руку Сережу.

— Ну-ка, посмотрим, какой из него танцор получился!

Это был скорее семейный, чем школьный вечер, вечер большой сдружившейся семьи, на котором танцевали все чуть не до упаду. Даже никогда не плясавший Валька, обливаясь потом, неловко кружил толстушку Мотю. Сам Бородин прошел полкруга с Клавой.

Краковяк сменила полька-бабочка с веселым притопыванием, польку — коробочка, тустеп, падеспань.

Общее веселье захватило всех, и Сережа с увлечением танцевал с Клавой, Раей, Мотей Некрасовой, по очереди с сестрами Ядренкиными, а сам не сводил глаз с Элины.

Наконец Чуплай медленно сдвинул мехи баяна.

— Ну вас, к черту, запарился! Вас много, я — один.

Стали играть в базар. Была в ту пору такая шуточная игра. Гуляли по залу парами, каждый называл себя, как вздумается, — янтарь, арбуз, зонтик. Встретившись, пары предлагали свой товар, спорили, чей лучше, и веселая толпа с громкими выкриками в самом деле напоминала базар. Перед Сережей появилась улыбающаяся Элина.

— Ты будешь соловей-песенник, а я — чернорабочая ласточка. Пошли. — И смеясь, взяла его под руку.

Но едва они прошли два шага, ее лицо стало другим и снова грустная улыбка мелькнула в глазах.

— Нравится вечер, Сережа?

— Очень… Пойдем после танцев опять к розовому кусту.

Им загородили дорогу Мирон с Раей.

— Крокодила или лягушку? — спросил басом Мирон. — Покупайте, недорого возьмем.

— Деготь очищенный, шоколад!

— Гвозди, пряники!

— Мыло, щетина! — предлагали со всех сторон веселые продавцы.

— Наш товар пока не продается — засмеялась Элина, и пробираясь через разноголосую толпу, повела Сережу к выходу.

Гул базара доносился и в коридор, но здесь не было народа, никто им не мешал.

— Знаешь, Сереженька, что? — она первый раз назвала его — Сереженька и поглядела на соловья грустно и нежно. — А ведь мы вчера глупостей наделали. Не таращи на меня глаза… Давай будем по-прежнему друзьями.

— Не хочу!.. Я люблю тебя, Лина! — испугался он и отчаянно замотал головой. Всем своим существом, умом и сердцем он протестовал против того, что она сказала. Он хотел сказать, без нее не может прожить дня, часа, минуты, без нее нет света на земле, но громогласные купцы и покупатели высыпали из зала в коридор.

Элина снова нежно посмотрела на Сережу и весело крикнула:

— Соловья или ласточку?

Светлаков с важностью протер пенсне.

— Ласточка, а не ворона?.. Не очень дорогая? Была не была, покупаю ласточку.

Элина стремительно повернулась к Герасиму, а взамен ее купец, взяв Сережу за руку и трижды хлопнув по ладони, передал ему Вальку.

Сережа оторопело смотрел на дружка, словно не мог понять, как он тут очутился.

— Знаешь новость, Сергей? — затараторил Валька. — Эта старая каракатица, Фимина тетка, умерла. Фима из-за нее на вечер не пришла. Нашла время умирать! В день выпуска! Не могла ни раньше, ни позже…

Но Сереже было совсем не до старухи. До боли закусив губы, он выбежал на улицу.

«Не киснуть, голову не вешать!» — уговаривал себя Сережа, а сам думал, почему она так сказала. Неужели этот белобрысый?!. Но при чем тут белобрысый? Он ей троюродный брат. Хоть и троюродный, может, поговорить с ним начистоту? О чем? Какие у Сережи права на Элину?

Юношу больше не радовали праздничные огни, танцы, улыбки. Все стало бессмысленным и ненужным. Лучший день в Абанере стал для него тягостным. И это сделала Элина!..

Она, как челнок, сновала по кругу, выбирала в пару Аксенка, Светлакова, но ни разу не взглянула на Сережу. Когда сели пить чай в кабинете математики, она очутилась на другом конце стола вместе с Игорем и Чуплаем, а Сережу рядом с собой усадила Клава.

Евдокия Романовна, улыбаясь, ходила между столов и весело приговаривала:

— Угощайтесь, милые! Последний раз на вашу артель печенюшки стряпала.

Клава положила Сереже на тарелку булочек и стала рассказывать.

— А мы сейчас наплакались с Мотей. Зашли в класс, сели за парту и разревелись. Жалко школу…

Глаза Клавы были красными, но уже улыбались и глядели на Сережу с любовью, но он этого не заметил.