Иван Сабило - Пробуждение

В середине урока на ее бледных, почти прозрачных щеках проступил чуть заметный румянец. Она вдохновлялась все больше и больше.

Никто не перебил ее. Никто не помешал ей сделать научное открытие. Никто даже не заметил, как быстро пролетел урок.

Шульгин сцепил замком руки на затылке и слушал учительницу… Но что это? В одном из уравнений — ошибка. Он уже хотел было подсказать ей, но Виктория Сергеевна положила мел и отошла к столу.

— Все ли у меня правильно, не ошиблась ли я?

Несколько человек, в том числе и Шульгин, подняли руку.

— Слушаю, — обратилась она к Витковской.

— У вас там в уравнении при извлечении корня…

— Спасибо… Что у вас? — обратилась она к следующему.

— То же самое…

— А у вас, вы тоже поднимали?..

— И у меня то же, — сказал Шульгин.

Учительница улыбнулась и села к столу.

— Молодцы, — сказала она. — Я это сделала специально. Зато я теперь знаю, что на вас можно положиться: ошибусь — подскажете… Назовите, пожалуйста, мне ваши фамилии, я хочу поставить «отлично»…

В этот день в восьмом «А» только и разговоров было, что о новой учительнице. Многие девочки преобразились: они старались разговаривать и держаться так, как Виктория Сергеевна. А парни почему-то и на других уроках обходились без реплик и восклицаний. Даже Ионин и Аристов перестали играть в футбол.

«Неужели и она через несколько десятков лет будет с таким трудом нести по улице картошку?» — подумал о ней Шульгин.

В автобусе было много свободных мест. Они сели у окна. Шофер выбился из графика и теперь наверстывал упущенное время. Шульгин молча следил, как они обгоняли трамваи и троллейбусы. А Витковская, словно из благодарности, что Шульгин взял ее с собой да еще согласился пойти на репетицию, рассказывала ему о новом танце, который ставила им Евгения Викентьевна.

— Прошлый раз ты репетировал с нами литовский танец. А мы кроме этого начали «Лесную сказку». А может быть, со следующей недели начнем и «Новенького»…

— Выходим, — сказал Шульгин и пошел к двери.

— Помоги же, — попросила Витковская — она не торопилась сойти с подножки.

Шульгин протянул руку, и она, опершись, легко спрыгнула на асфальт.

— Экий ты недогадливый, не то, что Валерий.

— И правда, — сказал Шульгин, подходя к больничной двери. — Постой, я скоро… А если долго пробуду, не жди, я потом приду.

— Нет. Я хочу с тобой.

Шульгин вздохнул и открыл дверь. Подошел к овальному окошечку, за которым сидела седая девушка. Спросил:

— Можно пропуск к Устинову?

— Устинов… Устинов, — повторяла девушка, пока искала эту фамилию по спискам. — Вы кем ему приходитесь?

— Соседи мы, но… он просил, чтобы я пришел.

— К нему нельзя, молодой человек, только близких родственников пускаем. Пусть взрослые приходят. Вам нельзя.

Шульгин медленно подошел к Витковской.

— Ой, Сережа, что же делать? Помочь ведь мы ему не поможем?

Он молча кивнул и пошел за ней к выходу.

Они приехали к Дворцу культуры, быстро сняли пальто и поднялись в зал. Первой вбежала Витковская. Остановилась у двери и посмотрела на Евгению Викентьевну, которая в этот момент что-то объясняла танцорам.

— Простите, пожалуйста, за опоздание, мы…

— Да, Лариса, быстро! А где Сережа?

— Вот же он! — радостно показала Витковская на Шульгина.

Евгения Викентьевна подошла к нему.

— Кто к нам пришел во второй раз, придет и в третий. Мы тут посоветовались с ребятами и решили дать тебе партию Медведя. Трудно будет, но мы поможем.

— Спасибо, но…

— Никаких «но». Бегом переодеваться — и приступим… Так, встали на «Лявониху»… И-и, начали!.

Пианист ударил по клавишам, несколько пар закружились в танце.

— Идем, — шепнула Витковская. — Нас ждут.

Они забежали в дверь за роялем. Витковская втолкнула Шульгина за перегородку, и здесь он увидел одежду парней, которая была аккуратно развешана на специальной стенке. Внизу стояли спортивные сумки и обувь.

— Веселей, пожалуйста, в линию, в линию, — доносился голос Евгении Викентьевны. — Ровнее круг. Молодцы!

Ее звонкий голос заставлял торопиться и Шульгина. А когда он переоделся и вошел в зал, Витковская уже была здесь. Она приседала у станка и красиво отводила в сторону руку, сопровождая ее взглядом.

— Становись позади, — сказала она. — Делай то же, что и я.

На них никто не обращал внимания, и Шульгин подчинился. Но казавшиеся простыми в исполнении Витковской упражнения не получались у Шульгина. И все-таки он старательно копировал то, что делала она. И думал: «Зачем я здесь, когда меня Анатолий Дмитриевич звал в больницу?.. Ничего, надо воспитывать себя. Каждый человек собирает иногда волю, чтобы уметь ждать».

К нему подошел свободный от танца Валерий. Показал, как нужно держать руку, а затем оттянул носок и сделал грудь колесом.

— Выпрямись, посмотри туда, в верхний угол, и плечи разведи. Ты что, замерз?. Видишь, какая у нее линия? Держись так же, не горбись. И оживешь!

— Теперь — кадриль! — объявила Евгения Викентьевна. — Быстро, не останавливаться, начали! Веселее, с характером!.. Корпус! Положите корпус и голову на зрителя… А руки мягче! Нос — назад, на зрителя!! Молодцы! Отдыхаем.

Шульгин посмотрел на ребят и встретился взглядом с Наташей. Она улыбнулась и кивнула ему. И он кивнул. И тут же покраснел и отвернулся.

К Витковской подбежали девушки. Они там стали о чем-то разговаривать и смеяться. А рядом с Шульгиным появился Обносов. Как бы между прочим, спросил:

— Ты че на меня пер в прошлый раз?

— А, и ты здесь? — удивился Шульгин. — Я думал, после таких моментов, как тогда, больше не приходят.

— Сегодня после репетиции по мозгам получишь. Я такие вещи не прощаю. Запомнил?

— Послушай, — не выдержал Шульгин, — ты не знаешь, почему навоз дурно пахнет?

Обносов подобрал губы и наклонил голову, словно собирался боднуть. Сказал, прищурив глаза:

— Ты пожалеешь об этом.

Он засвистел какой-то марш и отправился бродить по залу. Иногда останавливался, заговаривал с кем-нибудь из ребят и показывал лицом на Шульгина. Те или улыбались, или отходили в сторону, даже не глядя, куда он показывал.

«Это у него такая психологическая атака. Примитивно», — подумал Шульгин.

В этот день они еще много раз повторяли танец. Евгения Викентьевна была довольна, что у Шульгина так быстро все получается. А Сережа, хотя и радовался ее похвалам, старался не показать этой радости. К тому же, встретившись взглядом с Наташей, он видел, что она как-то не так смотрит на него, не так, как другие, а потому смущался и поскорее переводил глаза на Витковскую…

После репетиции Шульгин, Витковская и Головко вышли на улицу. И тут же увидели Обносова. Он стоял чуть в стороне, и по всему было видно, готовился исполнить обещанное.