Доан Зиой - В джунглях Юга

НАЧАЛО МОЕЙ КОЧЕВОЙ ЖИЗНИ

— Ты слышал про пингвинов? Это птицы с короткими крыльями. Они живут в Антарктике. Говорят, пингвины, куда бы их ни завезли, всегда сумеют найти дорогу к своим старым гнездам… — когда-то давно, года два тому назад, рассказывал мне мой друг моряк Ба.

Уже несколько дней подряд меня по вечерам начинало лихорадить. Мне хотелось побыть это время одному, и я перенес свой ноп в старый храм. Обычно я приходил туда в полдень и оставался до наступления сумерек. Сначала было немного страшновато, но уже через два-три дня я привык, и мне даже там понравилось. В храм никто не заглядывал, и я мог спать сколько угодно или вспоминать свою прежнюю жизнь.

Как-то раз я проспал особенно долго. Проснувшись, я увидел, что все вокруг уже залито зеленоватым лунным светом. Наверно, было очень поздно. Я вспомнил, что заснул сразу после обеда, обессилев после жестокого приступа лихорадки. Сейчас у меня голова болела так, точно по ней стучали молотком, во рту пересохло, и очень хотелось пить. Случись это дома, я, открыв глаза, обязательно увидел бы у своей постели маму. Она помогла бы мне сесть, напоила бы лимонадом и стала бы ласково утешать…

Последние несколько месяцев, проведенные вдали от своих, многому меня научили. Я понял, что нужно всегда уметь самому о себе позаботиться. «Никто тебе ничего не подаст», — горько сказал я сейчас себе и, через силу поднявшись, шатаясь, поплелся к каналу. Вода в канале от лунного света казалась совсем прозрачной и прохладной. Серебряные брызги разбивались о мои руки; я пил, пил, и мне все было мало — я готов был выпить весь канал.

Все еще пошатываясь и с трудом волоча ноги, я вернулся в храм.

Как теперь, когда город занят врагом, вернуться домой? «Вот если бы у меня были крылья, как у птицы…» — подумал я и тут же вспомнил, как моряк Ба рассказывал об удивительных способностях пингвинов.

— …Это уже доказано наукой. Ученые надевали птицам маленькие медные колечки с датой и указанием острова, потом завозили очень далеко, и там отпускали. А через год-другой этих птиц снова ловили на их родном острове…

Я смотрел сейчас на залитую лунным светом землю и вспоминал, как мы с Ба сидели тогда на пристани, прислонясь спиной к чугунным кнехтам. У Ба в зубах была трубка, из которой выплывали голубоватые клубы дыма. Через щели между досками помоста под ногами видно было, как перекрещиваются внизу, в темноте, стальные брусья, а еще ниже виднелись вбитые глубоко в дно огромные чугунные сваи и бежали разъяренные, точно старающиеся выплюнуть их, волны.

— Вот если б мы были как эти птицы с короткими крыльями, мы бы никогда не боялись заблудиться! — позавидовал я.

— А мне жаль их…

— Потому что у них слишком короткие крылья, да?

— И поэтому тоже. Но не только… Я хочу сказать о другом.

Загорелое, обветренное лицо Ба стало серьезным. Он, прищурив глаза, смотрел вдаль, туда, где волны Меконга сливались с небом. Помолчав немного, он несколько раз глубоко затянулся и приглушенным голосом, как будто разговаривал сам с собой, начал:

— Жизнь человека не ограничена кусочком его родной земли, хотя, конечно, она больше всего связана с родиной. Но пока ты еще молод, нужно стремиться увидеть как можно больше. Не из-за коротких крыльев пингвин привязан к одному месту. Это птицы с бескрылой душой…

Вечерами, после уроков, учитель часто водил наш класс на реку учиться плавать. Там, возле пристани, я и познакомился с Ба. Я быстро привязался к нему, а ему нравилось жадное любопытство, с каким я расспрашивал его обо всем, что он видел.

Однажды я пригласил его к нам домой.

Веселый моряк очень понравился моим родным. В дни, когда он приходил к нам, в доме не замолкал смех и велись веселые, нескончаемые разговоры. Он исколесил все моря на судах самых различных компаний, был в Индийском океане, проходил Суэцким каналом, объездил все атлантическое побережье Франции, побывал почти во всех портах на Тихом океане. Он видел много городов и много разных людей. Вот только в Западном полушарии он еще не бывал. Рассказы его всегда пестрели названиями далеких земель и портов.

— Тебе, наверно, понравилась бы кочевая жизнь? — как-то спросил он.

— Кочевая жизнь? А что это значит?

Он улыбнулся.

— Это значит: сегодня здесь, а завтра там. Вот я, например, где только не побывал — в лесах, на разных морях, в степях и в горах. И чем больше я ездил, чем больше встречал интересного, тем больше это меня захватывало. Вырастешь — тогда сам узнаешь!

В прошлом году он был в Таиланде и привез нам всем подарки: отцу — серебряный гравированный портсигар, маме — маленького бронзового Будду, сидящего в лотосе.

— А тебе, — он похлопал меня по плечу, — думал, думал и решил купить компас!

Компас был маленький, не больше куриного яйца, и стрелка его всегда показывала на север, указывая дорогу тем, кто в бурю или в туман сбился с пути, заблудился в джунглях или диких степях…

Я откинул голову назад, закрыл глаза, и в ушах зазвучала знакомая песенка моряков, которую я столько раз слышал от Ба.

У меня закружилась голова, в ушах зазвенело. Мне казалось, что я на корабле, который бросают волны. Огромная, высотой с гору, волна опрокинула корабль, захлестнула меня и потащила на дно…

— Наконец-то он пришел в себя! — сказал у меня над ухом радостный девичий голос.

Я медленно открыл глаза и увидел, что лежу в храме. Рядом со мной, положив прохладную руку на мой пылающий лоб, сидела медсестра в защитной форме. Весь храм был заполнен ранеными. Один, с обвязанной выше колена ногой, сидел, прислонясь к алтарю, курил и с улыбкой глядел на меня. Где-то ухнули орудия, ненадолго замолчали, и потом снова раздался гул. Стреляли совсем рядом.

— Враги пришли? — спросил я у раненого, который улыбался мне, и хотел было привстать, но тут же без сил упал обратно. Во всем теле была страшная слабость.

От медсестры я узнал, что враги начали наступление рано утром, а днем была бомбежка, и селение и рынок сгорели.

— Перетащила сюда раненых и вижу вдруг — ты, лежишь и бредишь… Еле рот тебе разжала, чтобы лекарство влить. Еще какую-то песню пел… Где твой дом?

— У меня нет дома, — ответил я.

— Вроде бредит еще, — сказал тот раненый, что улыбался мне. — Дай-ка ему выпить горячего молока — сразу придет в себя. У меня в рюкзаке есть банка сгущенки, можешь взять, мне она не нужна.

Медсестра стала подогревать на спиртовке воду.

Я приподнялся на локтях, оглядел раненых. На бинтах и подстилках виднелись пятна крови. Совсем рядом со мной лежал один, у которого была перевязана голень. Он все время страдальчески морщился, стараясь не стонать.