Андрей Хршановский - Синие горы

Баварцы вернулись через два дня. Молча, строем, как солдаты, они прошли к своим палаткам, а Цвангер и еще один пришли в наш лагерь.

— О, — сказал он уполномоченному, — мы поздравляйт русские альпинисты. Вот записка. — Цвангер протянул нашу записку уполномоченному, у которого от изумления округлились глаза. — Разрешите пожать ваши руки, — продолжал Цвангер. Он заученно улыбнулся и двумя своими руками взял ладонь Андрея. — Я приятно удивлен. Оказывается, в России есть карошие альпинисты.

Андрей вытащил свою руку и сказал:

— В Баварии тоже…

К нашему удивлению, Цвангер не казался расстроенным. Это было непонятно. Ведь цель его экспедиции была именно в том, чтобы взять Зубр первым.

Второй баварец поздравлял нас кисло, и в глазах у него горела злоба не злоба, но раздражение. Когда они вышли, Цвангер сказал ему по-немецки:

— Что ты злишься, Ганс? Мы свое дело сделали, — и довольно улыбнулся.

Тогда я не понял смысла этой фразы…

Прохоров замолчал. Костер уже совсем потух. Лишь под слоем пепла теплился огонь. Было холодно.

— А потом? Потом поняли? — торопливо спросила Лина.

— Андрей с Худяковым через несколько лет с ним опять встретились…

— Расскажите, пожалуйста.

— Нет, ребята, — сказал Прохоров, поднимаясь. — В другой раз. Сейчас уже отбой. Спокойной ночи.

Угли в костре залили, и все разошлись по палаткам. Скоро над лагерем и над горами осталась бодрствовать только луна. Да река бушевала в темноте…

Немного выше лагеря от реки отделяется блуждающая протока. Она течет в тени среди кустарника, под корнями пихт или прячется в высокой траве. Характер у нее непостоянный. Неделю-другую ее торопливые воды бегут по одному руслу, а потом вдруг исчезнут и появятся там, где их вовсе не ждали.

Протока — родное дитя горной реки: она также устилает свои многочисленные ложа камнями и, рассердившись после дождей, ворочает их и волочит вниз; здесь тоже есть водопады и кипящие пеной водовороты, но маленькие и не страшные — вода здесь не ревет, а звенит, булькает, журчит на разные голоса, сливающиеся в дремотное добродушное бормотание…

Каждый имеет право использовать свободное время по-своему. Павлуша и Лина отправились смотреть, как устраивается на поляне Трех буков приехавшая киноэкспедиция, а Юра Мухин скрепя сердце занялся генеральной стиркой. У него есть принцип: все надо уметь делать самому. Павлуша — тот подсунул свои грязные майки и бобочку девушкам. «Посмотрим, — злорадно думает Юра, — как этот географ будет выкручиваться, если попадет в серьезную экспедицию, а женщин там не будет».

Устроившись, Юра намыливает по очереди свои вещи и кладет в протоку, прижимая камнями. Течение само их полощет.

У протоки тихо, прохладно и хорошо. Сквозь просветы в густой хвое пихт к Юре заглядывает солнце, виден склон Кара-баши, на котором чудом держатся громадные черные камни Большой осыпи.

Понемногу грусть улетучивается из сердца Юры, и он начинает думать о Лине и о себе в благородно-героическом плане.

«Весьма возможно, — считает он, — что эти черные камни могут сорваться со склона. Они же там, на поляне Трех буков, ничего не заметят, — начинает тревожиться Юра. — Рассматривают какие-нибудь бутафорские киноштучки».

Он неодобрительно качает головой и вдруг совершенно явственно представляет себе, что, неизвестно по какой причине, Большая осыпь начинает сползать со склона, все увеличивая скорость. Никто еще не знает о страшной опасности. Только Юра о ней знает. Он бросает свою стирку и мчится к поляне Трех буков. «Лина! — кричит он ужасным голосом и, ничего не объясняя, потому что некогда, тащит ее под защиту прочной красной скалы, где они учились скалолазанию. — Павел! Ты не видишь?!» Камни уже скачут по склону, с грохотом летят вниз. Киношники тоже куда-то бегут. Ухх!..

Мухин растерянно смотрит на свои руки, в которых зажата мокрая майка… По-прежнему тихо бормочет вода в протоке. Большая осыпь недвижно висит на своем месте на склоне. Юра улыбается. Он знает, откуда у него такие безумные мысли.

Последняя лагерная новость была тревожной. Довольно далеко от них, в Центральном участке хребта, альпинистский лагерь «Узеньги» несколько дней тому назад был уничтожен сползшим со склона грязекаменным потоком — силем.

Силь сошел после недели проливных дождей, ночью, когда все в лагере спали.

Ровный и глухой рокот не сразу разбудил альпинистов. Лишь когда вблизи лагеря силь начал с треском крушить лес, все повыскакивали из спальных мешков. Метровые в поперечнике пихты ломались, как спички. В предрассветном тумане грязекаменная масса с зловещим урчаньем подобралась к домику бухгалтерии, нажала на него и опрокинула вместе с дебетом-кредитом, квартальной отчетностью и денежным ящиком.

Люди в «Узеньги» не пострадали. Силь течет медленно, и все успели убежать. Но деньги, паспорта, корешки путевок хранились в денежном ящике, а в каком месте застывшего на дне долины громадного грязевого блина он находился, — кто скажет? Тем более, что подобные истории случаются раз в сотню лет, а может быть, и того реже; и опыта в отыскании даже самых необходимых предметов, унесенных силем, ни у кого не было.

Оставалось махнуть рукой, и после первых горячих попыток что-нибудь отыскать большинство так и сделало. Но вот нашлись ребята, которые решили найти денежный ящик во что бы то ни стало. Над ними все смеялись, а они упрямо копались в полузастывшей грязи, отворачивали громадные каменюки — и нашли. Стальной ящик сплющило, но деньги и документы в нем были целы.

«Вот что значит упорство в достижении поставленной цели, — сформулировал Юра. — Это — ребята!..»

Он задумчиво шваркнул намыленной майкой и вдруг вскочил. Выстиранные трусики вырвались из-под камня и, подхваченные быстрой струей, промелькнули мимо Юры.

Прыгать за ними по скользким камням было не просто. Когда Юра уже настигал трусики, они ныряли в водопадик и на мгновенье исчезали из глаз. А когда выныривали, — все начиналось сначала. Возможно, что трусики таким образом исчезли бы навсегда, но случилось иначе: чья-то громадная нога наступила на них, такая же рука вытащила из воды. Перед Юрой стоял великан. Юра — человек среднего роста — приходился ему едва по грудь.

На великане были короткие штаны-тирольки, — значит, он альпинист. Но Юра никогда его в лагере не видел.

— Это ваша вещь, мистер? — спросил великан, подняв двумя пальцами над головой Юры его трусики.