Виталий Коржиков - Пусть посмотрит в глаза граница

- Надо учиться говорить! - сказал Мышойкин.

- А меня с собой возьмёте? - озорно спросила подсевшая к Мите Варвара Ивановна.

Татьяна Игнатьевна спросила ребят:

- Возьмём?

На дружное согласие кивнула стриженной под мальчишку головой: «Решено», и в глазах у неё появились и дальние земли, и острова… И она начала произносить слова, полные самого доброго дружелюбия.

Вот какие это были дни!

В этой, тигровой, да другой суматохе заезжали в санаторий и в посёлок милицонеры, спрашивали, не появлялся ли кто чужой, посторонний. Мужчина. Но таковых не было. Шабашников проводили, другие не заглядывали. Правда, Алёша вспомнил вагон, щёлку в дверях - пограничное чувство тревоги его всё не оставляло. Но здесь чужих не было.

А вот мысль была.

У Ломоносова была мысль, из-за которой теперь под вечер все сидели в школе, судили-рядили, и за последней партой вместе с Варварой Ивановной возле ребят - Татьяна Игнатьевна. Она слушала, думала, и в глазах у неё было столько интереса ко всему, делавшемуся рядом, столько живости и желания жить этой новой жизнью, что с нею загорались и ребята, и Варвара Ивановна - словно бы по-новому открывали всё, что было вокруг. И Иван Кузьмич, что-то считавший у стола на микрокалькуляторе, то и дело, вскидывая голову, с любопытством вглядывался в гостью.

После уроков Алёша вспомнил, как ехал в одном поезде с ребятами, которые всем отрядом отправились на финал «Зарницы» в Океанск, предположил, что, может, и в Артек попадут отрядом, а под конец сказал:

- Вот и нам бы так!

- В Артек? - улыбнулся Витя.

- А что, и в Артек бы ничего,-согласился Алёша, однако уточнил: - Я не про это. А про то, чтобы отрядом.

- В «Зарнице»? - спросила Зина.

- Ну, у них «Зарница», а у нас «Граница»,- нашёлся Алёша.

- Нас на отряд мало,-сказал Витя.

- А не в «много» дело. Только бы всё было хорошо. И дело, и игра. И чтоб каждую осень был финал, на сопке, в день Пастухова. А? - Алёша посмотрел на ребят.

- А что ж, хорошо,-включилась в разговор Варвара Ивановна.

- А форма? - спросил Витя.

- И не в форме дело,-сказал Алёша.-А если форму, так что - не достанем? - Он остановился, посмотрел на того же Митю и спросил: - У Мити картошку ели?

- Ели! - весело ответили все.

- Вкусна? Вкусна! А ведь он её в совхозе заработал!

Митя смущённо свёл брови, но ему приятно было услышать от Алёши похвалу.

- А мы отрядом что, не сможем? И на огороде, и в поле! Да мы и коровник бы накрыли сами!

- Ну уж это ты перебрал,-улыбнулся, отрываясь от прибора, Иван Кузьмич.

Алёша посмотрел на него, согласился:

- Ну, может, немного и перебрал. А вот заработать, чтоб на каждой парте такой прибор,-он кивнул на микрокалькулятор,-и чтоб всем классом и к вулкану, и на залив, и ещё куда, можем? Можем!

- Дел хватит,- сказал Витя.

Ребята зашумели: вот это Алёшка! Варвара Ивановна огляделась: что будем решать?

А Татьяна Игнатьевна посмотрела на неё: «Можно мне?» - и порывисто встала.

- Боевой у вас товарищ,-сказала она,-хороший. С таким шагать вперёд радостно и не страшно.

Алёша покраснел, но лица не спрятал: а что? И надо быть боевым! И ему хорошо с ней шагалось!

- Хорошо говорит Алёша, зовёт к делу. И я с вами, если возьмёте в свой отряд, пойду! И работать с вами в совхозе буду.

Иван Кузьмич совсем отодвинул прибор и приподнял повыше очки.

Татьяна Игнатьевна посмотрела на Витю.

- Дел, конечно, хватит. Вот стояли мы вчера на скале,- сказала она, неожиданно выпрямляясь, и посмотрела вдаль так, что все снова почувствовали себя стоящими под ветром на том скалистом выступе. - И я стояла и думала: какая вокруг красота! За такую красоту жизнь отдать не жалко. И не зря отдал её молодой пограничник, комсомолец, ваш старший брат…

Класс притих.

- Не знаю, на что мы ещё заработаем,-сказала Татьяна Игнатьевна, - но прежде всего я заработала бы ему на памятник. Пусть маленький, пусть всего мраморная доска на скале, на которой его профиль и…

- И стихи, - подсказал Митя.

- Да, стихи. Последние две строчки. Но так, чтобы их видели и люди, и ветры, и эта земля. Или я не права? - быстро спросила Татьяна Игнатьевна.

- Права,-сказали все.

- И ещё.-Татьяна Игнатьевна подалась вперёд.-Не поставить ли нам спектакль?

Варвара Ивановна всплеснула руками и улыбнулась: ну что я вам говорила?! А Татьяна Игнатьевна посмотрела ребятам в глаза:

- Давайте попробуем? Спектакль о герое-пограничнике, о его друзьях и о новых героях! И напишем, и сыграем!

- Сыграть они могут, артисты найдутся! - сказал Иван Кузьмич.

- Выли бы герои, - вздохнул Алёша.

В это время за окном скрипнула, остановилась машина, и, постучав, в дверь вошёл подтянутый и необычно серьёзный Щербаков, но сразу повеселел:

- Ну здравствуйте, древние греки! У вас тут, вижу, почти военсовет?

- Почти,-сказал Иван Кузьмич.

- А я еду с КПП и дай, думаю, загляну…

Увидев Ломоносова, Щербаков закачал головой:

- Ну, Геракл, всё совершаешь подвиги?

И тут Иван Кузьмич впервые за долгое время ответил шуткой:

- Совершает! Ещё какие! Вон нам недавно раздобыл Татьяну Игнатьевну!

- Ну Ломоносов! - рассмеялся Щербаков, посмотрев на молодую женщину.

- «Ломоносов»,-со значением сказал Иван Кузьмич.- Вот выдвигаем пограничной «Зарницей» командовать.

- Это дело,-сказал Щербаков.-Всесоюзное.

- Так если вы и Майоров поможете, тогда можно,- согласился Алёша.

Щербаков, поразмыслив и потерев захолодевшие ладони, сказал:

- А почему не помогу? Помогу. И Котельникова пригласим. И Ивана Антоныча. Сами знаете, какие солдаты… А вот Майорова… - Он замялся и развёл руками: - Нет.

- А почему? - в один голос спросили ребята.

- Майорова увольняют в запас.

- Почему? Как в запас? - зашумели ребята, - Ещё чего! Новость!

- Время пришло,-сказал капитан.-Сам жалею, но пусть учится! - И, успокаивая ребят, сказал: - А вот Прыгунов остаётся… Его и комсоргом уже избрали. И в наряд, и в дозор возьмёт… - И подмигнул: «Хорошо, а?»

- А нарушителя Майоров так и не взял,-вздохнула Зина.

- Как не взял? - вскинулся Ломоносов, но под взглядом Щербакова покраснел.

А начальник заставы сказал:

- У него другие заслуги. И чем меньше будет на земле нарушений, тем больше наша заслуга общая.

Потом он, как-то между прочим, спросил:

- А ничего, никого не замечали? - Спросил тихо, но от вопроса на Ломоносова вдруг пахнуло очнувшейся тревогой.

- Да нет, - переглянулись и ребята и взрослые. - Никого.

- Тихо, только звёзды…-сказал Иван Кузьмич, глядя в темнеющее окно.

- Да, звёзды! - Щербаков улыбнулся и вздохнул: - С ними никогда не одиноко. Мир полон чудес. Как там,-он кивнул на Алёшу, - у Ломоносова:

Хорошо написал, а?