Галина Васюкова - Золотые росы. Повесть

На следующий урок меня переманили к себе девочки из второго класса. У них была книжка для чтения с интересными картинками. Весь урок я рассматривала картинки.

Но когда на последнем уроке в четвертом классе появился глобус, я не выдержала и сразу же перешла в четвертый.

Серафима Ивановна, которая учила четвертый и второй классы, взглянула на меня строго. Она рассказывала ребятам, что глобус имеет форму земли. Наша земля на самом деле тоже круглая. Слегка поворачивая глобус рукой, учительница показывала, какие и где есть моря и земли. Я сидела, подперев щеку рукой, и, не отрываясь, смотрела на глобус. Он мне вовсе не казался похожим на землю. Когда Серафима Ивановна его поворачивала, он скрипел и кряхтел так, словно ему было тяжело стоять на своей единственной тоненькой ножке.

Как только Серафима Ивановна ушла на другой ряд, я дотронулась до него пальцем. Он вздрогнул. И тут, не выдержав, я завертела его изо всей силы. Замелькали голубые, бурые и зеленые пятна. Все перемешалось: и земля, и вода. Я улыбалась, а глобус просто визжал от удовольствия.

Это веселое занятие прервал сердитый голос Серафимы Ивановны.

- Вот что, милочка, - сказала она, - я вижу, тебе скучно, пойди лучше поиграй в коридоре…

Но в коридоре было еще скучнее. Из классов доносилось монотонное гудение. Огромная муха жужжала и билась в оконное стекло. Я стояла и скребла подоконник пером, пока оно не сломалось вовсе.

Только я принялась за рондо, как урок кончился, и ребята высыпали в коридор.

Ко мне подошел Петька.

- Хочешь, давай меняться? - сказал он. - Я тебе резинку, а ты мне пенал и… все остальное…

Я взглянула на его аккуратненький чубчик, на хромовые сапожки и, ничего не говоря, направилась к Павлику.

- Вот, возьми. Мне не нужно, - сказала я, подавая ему пенал и тетрадки.

Дома мать, узнав о моих «школьных успехах», огорченно сказала:

- Глупая ты у меня, совсем глупая…

- Неглупая, - сказала я обиженно. - Попробовала бы ты учиться, когда ничего нет… даже резинки…

Зато отец, когда ему рассказали обо мне, рассмеялся.

- Ничего, дочка, - сказал он, - четыре класса в один день - не так уж плохо…

- Четыре класса и коридор, - уточнила бабушка.

Я хотела было сказать, что она в школе не училась и поэтому ничего не понимает, но, вспомнив про молоко, промолчала.

Кашу из тыквы в тот день мы все же ели с молоком. Я не знала, где бабушка его взяла, но была рада, что все так обошлось.

За школой был овраг, в который свозили мусор. По краям его росли тонкие и гибкие лозы. Свешиваясь вниз, они как бы старались прикрыть свалку своими ветвями.

Овраг был любимым местом ребят.

Мы, словно грачи, налетали на эти кусты и качались на них, как на качелях. Было радостно и немного страшно, когда тонкие, но прочные ветки лозы раскачивались над обрывом. Мы уже знали, который куст удобный и крепкий, а который нет. На некоторых прутья росли так, что можно было сидеть, как в кресле, и раскачиваться, не боясь сорваться вниз. А на других приходилось держаться покрепче и то и дело с опаской поглядывать на дно оврага, усыпанное битым стеклом, щепками, кирпичами. Поэтому ребята всегда спешили захватить место получше.

Петька мне сказал, что раз мой отец - председатель, то я здесь самая главная и все мне должны уступать.

Я заважничала.

Когда бы я ни появилась возле оврага, мое место тут же освобождалось. Завидев меня, ребята беспрекословно слезали и перебирались на другой куст.

И вот однажды на «своем» месте я застала Зинку. Увидев меня, она даже не шелохнулась. Я растерянно остановилась. Зинка раскачивалась, не обращая на меня ровно никакого внимания, и ветер трепал ее белые волосы и пестрое платье. Она щурила свои зеленоватые глаза и весело смеялась.

- Слезай! - потребовала я. - Это мое место.

- Ты что, купила его? - фыркнула Зинка.

Я оглянулась, ища поддержки, но ребята молчали. Миролюбивый Павлик предложил мне свое место, однако я не соглашалась и требовала, чтобы Зинка немедленно слезала. Меня поддержал Петька.

- Это ее место, слышишь? Слезай лучше, - сказал он храбро.

- Замолчи, кулацкий подпевала! - сердито крикнула Зинка.

В ту же секунду я прыгнула на нее и, схватив за волосы, потащила вниз. Зинка одной рукой держалась за куст, а второй тоже вцепилась в мою челку.

Мы молча таскали друг друга за волосы, куст под нами качался и трещал. И вдруг я почувствовала, как ветер засвистел у меня в ушах, а потом больно стукнулась коленом о что-то твердое и острое.

Приподнявшись, я увидела Зинку. Она стояла рядом на четвереньках и выжидательно смотрела на меня, готовая снова дать отпор.

Но мне уже было не до драки. Руки горели, из разбитого колена сочилась кровь, и я, едва сдерживая слезы, полезла наверх.

Не успели мы с Зинкой отряхнуться, как я увидела своего отца. Он шел прямо к нам.

- Ну, будет!… - сказал Петька и на всякий случай юркнул за чью-то спину.

- Что случилось? - спросил отец, оглядывая нас с Зинкой.

- Свалились, - сказала Зинка, отряхиваясь.

- Да-а, свалились! Она ей не хотела… - начал было Петька, высовываясь вперед.

- Замолчи, никто тебя не спрашивает, - прошипела я.

Взглянув на отца, я не выдержала и опустила глаза. Он стоял и молча смотрел на меня. Я чувствовала, что не права, и мне было стыдно. Выручила Зинка.

Пригладив свои торчащие во все стороны волосы и отряхнув платье, она беззаботно сказала:

- Ничего страшного. Вот только куста жаль - сломали… Хороший был куст…

Обведя ребят внимательным взглядом, отец, словно оправдываясь, сказал:

- Руки всё не доходят придумать вам что-нибудь получше. - Он кивнул на свалку. - Вот погодите, будет у нас хлеб, а потом и все остальное…

Когда он ушел, я взглянула на Зинку, и мне захотелось подойти к ней и сказать что-нибудь хорошее, может быть, даже попросить прощения.

Я уже было шагнула к ней, но Зинка отвернулась, показывая, что не желает со мной знаться.

Прихрамывая, я поплелась домой, и на душе у меня было скверно.

Бабушка, увидав меня после сражения в овраге, всплеснула руками и запричитала:

- Ой, да что это за девчонка растет! Хуже мальчишки! Живого места на ней нет…

Ворча, она промыла мне колено и завязала чистой белой тряпочкой. Тряпочка мне понравилась, я решила, что она пригодится для другой цели, и, не долго думая, сняла.

Колено перевязано носовым платком. Побаливает. Я даже хромаю. Не от боли, конечно, а просто мне так нравится.

Бабушка возится в темном коридорчике возле нашей комнаты. Там у нее примус и все хозяйство. Мама куда-то ушла, и в комнате я да Рыска.

Рыска лежит на старом мамином халате, зевает и жмурится. Видно, ей тоже скучно. Сначала, когда ее привезли, она металась по незнакомой комнате и жалобно мяукала. Потом нашла мамин халат и улеглась. Теперь лежит на нем целыми днями и только ночью выбегает во двор.