Анжелина Мелкумова - Дети капитана Тореодора

Громкие лапоплескания прервали папины слова.

— Казалось бы… — Папа подождал, когда снова стало тихо. — Казалось бы, чего ещё требуется? Кот был смятён, уничтожен, подавлен. И почти изгнан из семьи Лопушайло. Но нет, мои дети — не из тех, кто останавливается на середине пути. Вступив в союз с нечистой силой, — папа поклонился в сторону тролля, — с магом и кудесником Проклятием Бестиевичем… Макс и Лиза разработали и привели в исполнение новую, ещё более дерзкую операцию. Тёмной ночью, встретившись с котом один на один, они затолкали его в рюкзак и заперли в кладовке.

Глаза мышей светились таким восторгом, что в комнате стало ощутимо светлее.

— Что же — он так до сих пор в кладовке и сидит, Одиссей? — жмурясь, проскрипела бабушка. — А мне казалось, намедни я видала его во дворе.

Все озадаченно посмотрели на папу.

— Из определённых соображений, — развёл лапами папа, — Проклятий Бестиевич решил Одиссея отпустить.

Все удивлённо перевели взгляд на тролля.

— Кот мне больше не помеха, — объявил тролль, пожирая сыр. — Тренди-бренди. Кот мне больше не помеха. Теперь, когда болезнь зашла далеко, дети всё равно у меня под ногтём.

— Что значит «под ногтём»? — спросил Пузик.

— Это значит, что я воздействую на них на расстоянии. Мне не обязательно больше находиться возле них всю ночь. Вот я сижу сейчас, кушаю сыр… — тролль хапнул со стола новый кусок, — и посылаю детям болезненные токи. Не такие интенсивные, как если бы находился рядом с ними… но всё же. С каждой минутой, с каждым часом им становится всё хуже, и хуже, и хуже… Хе-хе.

— А разве это хорошо, — удивился Пузик, — что детям становится хуже?

Но ему тут же заткнули рот большим орехом в шоколаде.

— Кушайте на здоровье, — сменила тему мама Мышайло. И подвинула французский сыр ближе к зубастой пасти гостя. — Скажите, а каковы ваши планы на будущее?

— О, планы самые грандиозные, — заверил Проклятий Бестиевич. — Покончив наконец с семьёй Лопушайло, отдохну с недельку на Канарах. Потом наверняка получу новый заказ. Надеюсь во Францию, но это как повезёт. Мало ли людей на свете проклинают друг друга. Проклянут, пожелают один другому нехорошее, а я — тут как тут. Гладенький, с рожками — и всегда готов. Тренди-бренди! — потёр он лапами. И, придвинувшись к маме Мышайло, шепнул ей на ухо: — Сделаете мне большое одолжение, если проклянёте кого-нибудь. Желательно французов. А?

…Время текло. Как ни прожорливы мыши, но даже для них наступает порой момент, когда челюсти двигаются всё медленнее и медленнее и медленнее… А от набитого брюшка тянет в сон… Даже Проклятий Бестиевич начал посапывать над сыром. Хр-хррр! — вылетало из его поросячьих ноздрей. — Хр-хррр! Что же говорить о мышатах?

— О-хо-хо-хо-хо! — потянулся Усик. — Не пора ли спать? Уже рассве…

Он не договорил, встретив возмущённый взгляд родителей. «Какая невоспитанность! — говорил этот взгляд. — Намекать гостю о том, что пора уходить. Когда, на каком этапе мы допустили ошибку в воспитании этого хлопчика? Стыд и позор. Лучше уж так и сказать: идите-ка, дорогой гость, домой, засиделись…»

Увы, было поздно. Услыхав слово «рассве…» и правильно истолковав его как незаконченное «рассветает», тролль подскочил.

— Большая благодарность вам, — пробурчал он, вылезая из-за обеденного пенька, — большая благодарность вам за напоминание. В этом дурацкой норе — пардон, прекрасной квартире — где нет ни единого окна, совсем не замечаешь, ночь на дворе или уже утро. Было жутко приятно познакомиться…

— О-хо-хо-хо-хо! — рассмеялся папа. — А-ха-ха-ха-ха! — рассмеялась мама. — Какой рассвет, когда всего час ночи? Взгляните на часы!

И правда, часы — «Сейко», подвешенные за сломанный замочек — показывали всего три ночи. До рассвета оставалось ещё три часа.

— И правда, — оскалился тролль. — Есть время, чтобы доесть сыр.

Он съел всё допоследней крошки. После чего поднялся и…

— Как жалко, что вы уже уходите, — вздыхали мыши, освещая гостю дорогу в длинном коридоре. — Такое общество, такая беседа… Не оступитесь на ступеньках. Быть может, задержитесь ещё до утра? Посмотрите семейные фотографии? Разделите с нами завтрак? У нас есть крошки от бисквита и высшего сорта кофейные зёрна…

— Премного благодарен. — Неумолимый Проклятий Бестиевич уже открывал дверь на улицу. — Мне ещё нужно смотаться в бутик — подыскать шмотки для Канар: очки там чёрные, штаны короткие, рубашку расписную. И изучить расписание ближайших ночных рейсов. Уже глядел в Интернете — выбрал себе остров…

Какой остров выбрал себе для отдыха Проклятий Бестиевич, никто так и не узнал.

Потому что тролль этого никому не сказал.

А не сказал он не потому, что был скрытным по характеру. Или вредным. Или ещё по какой-нибудь загадочной причине.

Нет, просто, выйдя на улицу, тролль остолбенел. На дворе больше не была ночь. На дворе было светлое утро. И ласковое солнышко светило троллю прямо в лицо.

…Ласковое солнышко светило на улице. А в глубине мышиной норы светили, как всегда, свечи.

— На Гран-Канарию, наверно… А может, на Тенерифу. Как думаешь? — говорил папа Мышайло. Стоя на спичечном коробке, он переводил стрелки «Сейко» на три часа вперёд.

В тот же день, ближе к обеду, выйдя на крыльцо, папа Лопушайло чуть не споткнулся о большой камень, лежавший прямо у ступенек.

— Это ещё откуда? — удивился папа.

И попытался сдвинуть камень с места. Камень был страшно тяжёл.

Засучив рукава, папа обхватил камень двумя руками, поднатужился и поволок его к калитке. Выбросить куда-нибудь, чтоб вид не портил…

Но до калитки не донёс. Потому что вдруг со стороны улицы послышался шум мотора. Шум был настолько знаком папе, что руки его задрожали. А камень выпал из рук, отдавив ногу.

Но папа этого не заметил. Забыв обо всём, он стоял, не отрывая взгляда от дороги. На лице его выступил пот, а сердце бешено колотилось.

Из-за поворота выехал белый автомобиль. Остановился у дома номер десять. Дверца распахнулась, и из машины вылезла женщина в обтягивающих джинсах. А с заднего сидения спрыгнули мальчик в штанах до колен и девочка в длинном сарафане.

— Папа! Мы приехали! — Дети вприпрыжку понеслись к дому.

— Дети?.. — не поверил глазам папа.

И перевёл взгляд на маму.

Мама Лопушайло сияла. Как всякая мама, дети которой больше не больны.

— Они больше не больны! — смеясь, сказала мама. — И почему-то мне думается, нашу семью та болезнь не затронет. Никогда!

Вот, кажется, и всё. После всего происшедшего ничего особенно интересного, о чём стоило бы рассказать, не произошло. Ну разве что большой камень, непонятно каким образом оказавшийся в саду, свалили на тележку, отвезли к реке и выбросили в воду. А кот Одиссей, который теперь не должен был сидеть каждую ночь в детской спальне, повадился ходить в гости к мышам.