Жанна Браун - Звонок из Ленинграда

Мама и дядя Павел стояли в коридоре возле карты Ленинграда и разговаривали.

— Люди, быстро к столу. Все остынет, — сказала тетя Наташа.

Застекленные двери комнаты были распахнуты, и Ксюша увидела посередине квадратный стол, заставленный всякой снедью. А в центре стола возвышалось массивное зеленое блюдо с пирожками.

— Натка-а! — вскричал над головой Ксюши дядя Павел. — Пирожки! Вот это сюрприз! С чем?

— С изюмом. Ваши с Андреем любимые.

Любимые папины пирожки! В эту минуту Ксюша будто увидела отца в белой тоскливой комнате, на белой кровати… Лежит он там совсем один и ждет, ждет, когда же они наконец приедут. Ксюша представила себе, как они с мамой входят в палату, а отец, увидев их, позовет, как зовет всегда, возвращаясь из командировки или экспедиции:

«Зайцы, я здесь! Идите скорей, будем обниматься! — Обнимет сразу маму и Ксюшу, потрется носом об их щеки и спросит: — Скучали?»

«Еще как!» — ответят в один голос мама и Ксюша.

«Это хорошо, — обрадуется отец, — это замечательно, когда скучают, если тебя нет рядом».

А когда отец уезжает, не прощается, как все: «До свидания», «До скорой встречи», или еще хуже: «Привет». Подхватит чемодан или рюкзак и спросит:

«Я вам очень нужен?»

«Очень», — ответят сразу мама и Ксюша.

«Значит, будет мне удача в пути. Скучайте обо мне, зайцы!»

А получается, будто они не очень-то и скучают. Все так веселятся, точно Ксюша с мамой в гости приехали, а не к папе…

— Ксюшенька, — позвал дядя Павел, — садись вот сюда. На этом стуле твой отец всегда сидит.

— Нет, — сказала Ксюша, — нам надо к папе скорее.

— Сейчас поедим и поедем, — сказала тетя Наташа.

А мама ничего не сказала. Только посмотрела на Ксюшу. Конечно, мама и сама стремится поскорее к отцу, но у нее, как утверждает папа, «деликатный» характер. Она боится отказом от еды огорчить тетю Наташу. Пока дядя Павел ездил за ними в аэропорт, тетя Наташа даже пирожки успела испечь, так хотела угостить получше.

— Что за спешка, — удивился дядя Павел. — Я вчера вечером был у Андрея. Он весел и прекрасно себя чувствует.

— Все равно, — сказала Ксюша, — папа не может себя прекрасно чувствовать, раз он ждет, а мы… мы пирожки…

Дядя Павел открыл было рот, потом закрыл. Доброе лицо его сделалось растерянным и немного виноватым. Он подергал себя за нос и пробормотал:

— Н-да-а… в общем-то, конечно…

Мама покраснела и принялась поспешно рыться в сумочке. Ксюша поняла, что маме стыдно и она не знает, как теперь быть. Сейчас она, конечно, ничего не скажет, потому что они не одни, но потом… Ну и пусть! Пусть бестактная, пусть невоспитанная, пусть… Не может Ксюша сидеть за нарядным столом, есть вкусные вещи и эти пирожки, когда папа там один и ждет…

Тетя Наташа решительно вышла из-за стола и сказала:

— Едем. Новиков, не забудь книгу Радунской — Андрей просил.

Мишка лизнул Ксюшу в руку и умильно посмотрел на нее. Может, он ждал, что Ксюша даст ему со стола что-нибудь вкусненькое? Ксюша только грустно покачала головой. Хотя взрослые поняли ее и не рассердились, на душе у Ксюши было невесело. Мама хоть и обрадовалась заметно, что они скоро увидят отца, но на Ксюшу так ни разу и не взглянула. Значит, крепко обижена. Отец всегда говорит: «Нужно быть совсем бессердечным человеком, чтобы обидеть такую маму, как наша». Но разве Ксюша хотела ее обидеть? Если б не эти пирожки с изюмом… И потом, что она такого сказала? Разве дело в словах? Отец всегда говорит: «Важны не слова, а поступки…» Но сейчас-то Ксюша ничего не сделала, только сказала, а маме стало стыдно, что Ксюша получилась такая невоспитанная… Выходит, слово тоже может стать поступком? Что же тогда получается? Если слово — поступок, значит, и молчание, как тогда на комбинате, тоже? Фу, как все запуталось… Ведь решила же больше не думать, так нет… словно оно само, нарочно, в голову лезет.

— Ну, что задумалась? — окликнул ее Санька. — Сама торопила всех, а сама стоит.

Ксюша виновато улыбнулась и вышла в коридор. Мама, одетая, уже стояла на лестнице, а дядя Павел поспешно доедал пирожок.

Ксюша подпрыгнула и сдернула с вешалки свою старенькую цигейковую шубку и шапку.

— Дядя Павел, а в какой квартире Тима живет?

— Тима? Какой Тима?

— Ну, этот, который не ходит, — подсказал Санька.

— Не знаю… Как-то не пришлось. А ты знаешь, сын?

— Я только окно знаю. Он всегда возле него сидит.

— Это удивительный мальчик, — вмешалась тетя Наташа. — Я вижу, Ксюшенька, его картины и на тебя произвели впечатление.

Ксюша кивнула.

— А вы были у него?

— Я?! — переспросил с удивлением дядя Павел. — Нет, не был. Ну, посуди сама, с чего бы это я взял и пошел к незнакомым людям? Что бы я им сказал?

«Интересно, а папа пошел бы, если бы у них в доме жил такой мальчик?» Ксюша натянула шапку поглубже, чтобы не лезли в глаза непокорные волосы, и вышла на лестницу. Мама подняла Ксюше воротник — на улице дул промозглый мартовский ветер — и провела теплой ладонью по щеке.

— Мама, давай отвезем папе пирожков с изюмом?

— Что ты, детеныш, ему сейчас вредно тесто.

— Все равно, — сказала Ксюша, — не может быть вредно, раз они его любимые. Ну, хоть две штуки, ладно?

Автобуса долго не было. Мама нервничала, а когда она нервничает, — начинает ходить: три шага туда, три шага сюда, как маятник, и беспокойно хрустит пальцами. В такие минуты лучше с мамой не заговаривать, все равно не услышит.

Дядя Павел и тетя Наташа укрылись от ветра за пустым цветочным киоском.

Снежный дождь прекратился. На газонах и толстых ветках деревьев еще белела снежная опушка, но на дороге и там, где ходили люди, снег превратился в серую холодную кашу.

Высоко впереди, над домами, появилось солнце. Оно выкатилось из темной хвостатой тучи как-то сразу, точно вырвалось из пасти крокодила. И все вокруг ожило: проснулись дома, помчались быстрее машины, забрызгивая прохожих сверкающими кусочками мокрого снега.

Возле поребрика тротуара закручивалась воронкой темная тяжелая вода и уходила под землю с сердитым бульканьем. Ксюше подумалось, что там внизу, под асфальтом, сидит мохнатый подземный зверь и жадно пьет талую воду. Ему там холодно, темно и одиноко. Наверное, думает, что, когда выпьет всю воду и на газонах зазеленеет травка, он сможет выбраться наверх и погреться на солнце…

— Ксюша, иди к нам! — крикнула тетя Наташа, когда мимо проехал мокрый троллейбус. — Посмотри, тебя всю забрызгало!

— Совсем немножко! — крикнула Ксюша, отряхиваясь.

Ксюша была разочарована. Ленинград оказался не таким сказочным, необыкновенным городом, каким она ожидала его увидеть. Все вокруг было знакомым давным-давно, точно она никуда и не уезжала из Сыктывкара.