Георгий Скребицкий - От первых проталин до первой грозы. Повесть о детстве

К этому удивительному делу Михалыч тут же и приступил. Из проволочки он сделал нечто вроде скелета, накрутил на проволочный скелет паклю, получилось туловище, такое же, как настоящее. Потом Михалыч хорошенько обмотал и связал его нитками и наконец стал очень осторожно натягивать на туловище шкурку с перьями.

Мы даже дышать боялись - ну-ка шкурка не натянется, лопнет, вот и конец всему. Но она не лопалась, а растягивалась всё больше и больше, будто резиновая, а перья на ней становились всё реже и реже, и между ними всюду просвечивала белая кожа. Особенно длинной и голой вышла почему-то шея.

Туловище тоже оказалось велико, так что шкурку на него еле-еле натянули. На огромном с редкими перьями теле как-то ненужно и сиротливо повисли два чёрных крыла.

- Ничего, ничего, засохнет, сожмётся кожа, и всё на своё место сядет, подбадривал себя и нас Михалыч. - Вот теперь только остаётся проволочку пропустить через ноги и закрепить на дощечке.

Наконец набивка чучела была закончена, и мы отошли в сторонку, чтобы взглянуть издали на плоды своих трудов.

Пришла посмотреть и мама.

- Батюшки мои! - не выдержала она, взглянув на страшное, почти голое существо с предлинной шеей, красовавшееся посреди стола на подставке. - Да это же не галка, а настоящий страус! Почему шея такая длинная и почему он весь такой странный, облезлый?

- Да, шейка малость того - длинновата получилась! - сокрушённо вздохнул Михалыч. - Оно и туловище, пожалуй, тоже велико. Вот на такую фигуру перьев и не хватило.

- А ты прилепи другие, где не хватает, - посоветовала мама. - У нас в кухне целый мешок куриных перьев. Там всякие есть - и серые и чёрные.

- Оставь, пожалуйста, свои советы, - возмутился Михалыч. - Ну, где ты видела, чтобы на галке куриные перья росли? Это только в сказке ворона в павлиньи перья рядится.

- А где ты галку с гусиной шеей видел? - не сдавалась мама. - Да ещё почти голую всю. Такое чудище и в сказке нигде не найдёшь.

Во время этого разговора в кабинет вошла тётка Дарья.

- Ужинать идите, а то всё осты… - Она не договорила и с испугом взглянула на стол. - Господи Иисусе, - прошептала она, крестясь, - ай, померещилось…

- Что тебе ещё померещилось? - сердито сказал Михалыч. - Что ты, галок, что ли, никогда не видала?

- Седьмой десяток на свете живу, - робко отвечала тётка Дарья, - а такого чудища ещё не видывала.

- Много ты понимаешь! - рассердился Михалыч. - Ну, ужинать так ужинать! - И он, встав с кресла, направился в столовую.

Диковинную помесь галки со страусом мы поставили на шкаф для просушки, поставили в тайной надежде, что кожа, подсохнув, съёжится и наше чучело примет более галчиный вид.

Но, увы, сколько оно ни сохло, ничего не изменялось, и со шкафа на нас по-прежнему кокетливо поглядывало что-то очень странное, длинношеее, похожее на какое-то допотопное существо.

Больше Михалыч ни разу не пытался украсить свой кабинет коллекцией различных птиц, и первый опыт набивки чучела, увы, оказался также и последним.

Этот день останется в моей памяти на всю жизнь. Рано утром мама собрала меня в школу: дала мне завтрак, книгу для чтения, арифметику, три тетрадки и совсем новенький пенал. Книжки и тетрадки вместе с пеналом я связал ремешками, завтрак положил в мешочек и, замирая от страха, поплёлся вслед за Серёжей в своё первое путешествие к истокам всякой премудрости-короче говоря, в школу бабки Лизихи.

Какое встретило нас чудесное утро! Светило солнце. На дорогу падали жёлтые листья берёз. Они желтели повсюду: в дорожной колее, на пешеходной тропинке, протоптанной сбоку улицы вдоль дощатых заборов. Они, как золотые монетки, были рассыпаны на лавочках возле калиток и на деревянных, давно подгнивших крылечках домов.

Жёлтые листья - на ветках деревьев, на земле и в воздухе. Казалось, весь городок был засыпан этими золотыми дарами осени.

А какие чудесные румяные яблоки выглядывали всюду из-за заборов! Как они пахли! Так может пахнуть только ранней осенью, только ранним утром, только в далёкой деревне, где нет ни фабрик, ни заводов, ни даже железной дороги, где воздух чист и прозрачен, как ключевая вода горного родника.

Как хорошо в такое осеннее утро побежать в сад, или в лес, или сбегать на речку и как ужасно идти в большой неприветливый, незнакомый дом, где живёт сердитая бабка Лизиха, идти и знать, что твоей мальчишеской свободе с этого дня пришёл конец.

Может быть, именно оттого и казались как-то особенно дороги и милы эти жёлтые берёзовые листочки, и яблоки за забором, и неяркий жиденький свет осеннего солнца.

Путь от дома до школы был очень недолгим.

Вот мы уже в полутёмной передней.

- Раздевайся скорее, вешай куртку куда-нибудь. Ну, хоть сюда, на гвоздь… - почему-то шёпотом быстро сказал мне Серёжа. - Пошли!

Мы вошли в просторную, светлую комнату, очевидно столовую. Посредине большущий обеденный стол, покрыт поверх скатерти чёрной клеёнкой. У стен ещё несколько столиков под такой же клеёнкой. И всюду, и за большим и за маленькими столами, ребята. Тут и мальчики, и девочки, и маленькие, и совсем уже взрослые. Все сидят, уткнувшись в какие-то книжки, и во весь голос зубрят каждый своё.

От этого невообразимого гвалта у меня закружилась голова и сделалось так страшно, что я тут же хотел убежать. Хотел и не мог. Какой-то столбняк напал.

Серёжа, оставив меня, быстро прошёл к столу, сел на свободный стул, в один миг раскрыл какую-то из своих книжек и тоже во весь голос начал что-то читать.

А я всё стоял у дверей, онемевший, вконец растерянный, и с ужасом оглядывался по сторонам.

- Ты что там, как столб, стоишь? Иди сюда! - раздался вдруг зычный старческий голос.

Только тут я увидел среди всей этой массы людей саму Лизиху. Она сидела в конце большого стола, седая, толстая, небрежно одетая в какую-то кофту и укутанная в тёплый серый платок.

Раньше я видел её несколько раз издали на улице.

Она бывала всегда одета в чёрное пальто до пят и в чёрную шляпу наподобие глубокого колпака.

Издали бабка Лизиха походила на какое-то мрачное привидение. Но вблизи, в домашней обстановке она оказалась не только страшной, но просто отвратительной. Мне сразу вспомнилась картинка из Брема: огромная, уродливая горилла. Вот на кого Лизиха была очень похожа.

Еле передвигая от ужаса ноги, я подошёл к моей будущей наставнице.

- А-а, Юра, Серёжин брат! - сказала она, приветливо улыбаясь, как удав, готовящийся проглотить добычу. - Ну что ж, хочешь учиться?

- Хочу, - робко промолвил я.

- Умник! Будешь хорошо учиться, слушаться - мы с тобой сразу подружимся. Сядь сюда рядом со мной, открой свою книжечку и прочитай что-нибудь, а я послушаю.

Я открыл наугад и начал читать по складам нараспев, как меня дома учила мама.