Георгий Скребицкий - От первых проталин до первой грозы. Повесть о детстве

Коля одёрнул курточку, взял книжку и подошёл к Елизавете Александровне.

- Дай сюда свою грамматику!.. Отвечай коренные слова с самого начала.

- Бег, бегун, беда, - бойко начал Коля, будто читая стихи, - бедняжка, бес, бешеный, ведать… ведать… ведать…

- Ну «ведать», а дальше? - грозно спросила Лизиха.

Коля потупился, молчал.

- Не знаешь? Опять не знаешь!

- Я не помню, вот знал и забыл…

- «Забыл»! - передразнила Лизиха. - А как по улицам собак гонять, не забыл, не забыл… - И она со всего размаха ударила Колю по спине линейкой. Вот тебе, чтобы не забывал! Стой столбом вот здесь, зубри, негодяй!

Коля засопел носом, из глаз закапали слезы. И он, всхлипывая, принялся, стоя возле Лизихи, учить какие-то непонятные мне коренные слова.

За первой экзекуцией последовала вторая, третья. И всё из-за этих страшных коренных слов. Вокруг Елизаветы Александровны образовался целый кружок стоящих «столбами» и ревущих ребят. Подзатыльники и звонкие щелчки линейкой слышались всё чаще и чаще. Доставалось не только одним малышам.

- Ольга, иди отвечай! - крикнула Елизавета Александровна.

Из-за стола встала совсем взрослая девушка, с прической, а не с косами. Я принял её сначала за помощницу Елизаветы Александровны.

- Ну, дурёха, вызубрила? Отвечай наречья!

- Возле, ныне, подле, после, вчуже, въяве… - начала взрослая девица сначала громко, потом всё тише и тише.

- Не умирай, не умирай, пожалуйста, а то за попом пошлю.

- Дальше не помню, - безнадёжно призналась отвечавшая.

- Не помнишь, забыла? А с кавалерами гулять не забыла? Становись столбом!

И взрослая девушка покорно стала в кружок с малышами, горько всхлипывая и повторяя невыученный урок.

- Не реви! - приказала ей Елизавета Александровна. - Хочешь в институт поступить - учись, а не хочешь - зря время не проводи, выходи поскорее замуж!

Девушка не выдержала и, закрыв лицо книгой, заплакала ещё громче.

- У-у-у, распустила нюни, а туда же в институт собралась! Нужны там такие. Очень нужны!..

И Елизавета Александровна с презрением отвернулась от плачущей девушки.

А я смотрел на неё во все глаза и думал: «Зачем она позволяет над собой так издеваться? Ну мы маленькие, над нами можно, а она ведь взрослая, взяла бы и ушла».

- Ты что глаза выпучил? - вдруг услышал я грозный окрик Лизихи.

Я обернулся. Лизиха глядела мне прямо в лицо.

- Чего зеваешь? Понравилась очень? Будешь зевать - сам таким же дураком вырастешь!

- Елизавета Александровна! Я коренные слова все выучил, можно ответить вам? - прозвенел вдруг серебряный голосок Митеньки.

- Отвечай, отвечай, родной! - сразу добрея, заговорила она. - Вот моя единственная радость, утешение моё!

Митенька начал отвечать не очень бойко. Он частенько запинался. Но бабка Лизиха сейчас же, как бы невзначай, подсказывала забытое слово, и он отвечал дальше.

- Умница, молодец! - наконец сказала она и обернувшись к стоящим вокруг неё «столбам», прибавила: - Вот с кого пример берите. Моложе вас всех, а как старается. - И, снова обращаясь к Митеньке, ласково заговорила: - Пойди, родной, отдохни немножко.

- Я, Елизавета Александровна, совсем не устал, я лучше арифметику повторю, - отвечал тот.

- Ну, повтори, повтори, если хочешь. И занятия пошли своим чередом.

Прошёл уже целый месяц, а я всё никак не мог освоиться в новой для меня обстановке, такой непривычной, грубой и совсем непохожей на нашу домашнюю.

Из новичков у бабки Лизихи я оказался не один. Совсем недавно в обучение к ней поступила ещё новая ученица - Клава Поспелова. По годам она была мне ровесница и, так же как и я, только начинала постигать всю премудрость науки. Клава мне сразу понравилась. Она была стройная, белокурая, с немного вьющимися волосами.

Но не только её миловидная внешность привлекала меня к ней. Клава, как я сразу увидел, обладала именно теми качествами, которых мне как раз и недоставало. Она была очень аккуратная, вся какая-то подобранная, подтянутая. Всё, за что она бралась, она делала быстро и хорошо. Глядя на неё, я, например, никак не мог понять, как она может написать целую страницу в тетрадке и не посадить при этом ни одной кляксы. А вот ко мне в тетрадь эти злосчастные кляксы так сами и прыгали. И пальцы у Клавы, когда она писала, всегда были чистые, как будто чернила к ним вовсе не прикасались.

- Ты посмотри, как аккуратно у Клавы написано и какую ты грязь в тетрадке развёл! - кричала бабка Лизиха, тыча мне в нос мою невообразимую мазню.

Что я мог на это ответить?

Я понимал, что я грязнуля, что я ротозей, размазня, недотёпа, что я, по словам бабки Лизихи, сущее чудовище. Всё это я очень хорошо понимал, не мог понять только одного: как мне избавиться от всех этих страшных пороков?

Об этом моя суровая наставница ничего не говорила. Она только возмущалась моими пороками, кричала, что я просто издеваюсь над нею и совсем не хочу учиться. Может быть, кое в чём она была и права. Такое учение мне действительно сразу же опостылело.

Небольшим утешением для меня могло служить разве только то, что ведь и на Клаву, несмотря на её старание, на её аккуратность, бабка Лизиха тоже частенько покрикивала.

Да, кроме Митеньки, на кого она только не кричала, кого не называла лодырем, оболтусом, шалопаем!.. Кому не сулила в будущем самую страшную участь - пойти по миру, издохнуть под забором, стать негодяем и подлецом.

- Сонька, ты что глазищи по сторонам таращишь?! - кричит она на худенькую черноглазую девочку.

Та испуганно вскакивает, не понимая, в чём она провинилась.

- Не выучишь заповеди, домой не пущу, хоть издохни здесь… А ты, олух царя небесного, долго ещё будешь над примером сидеть? Иди сюда, негодяй, покажи, что сделал.

Из-за стола встаёт крепкий, коренастый мальчик - Юра Белокуров. Он учится хорошо, гораздо лучше других. Беда только в том, что до поступления в школу Лизихи Юру учила дома его мать-учительница. Она-то его так хорошо и подготовила. Но бабка Лизиха этого не признаёт. Ей хочется показать, что по-настоящему может учить детей только она, а другие берутся не за своё дело и потом ей же приходится всех переучивать заново.

- Ну как ты решаешь? Кто тебя этому научил? - орёт она, вырывая из Юриных рук тетрадку. - Вот, вот тебе! - Она рвёт пополам тетрадь и швыряет в угол. - Бери другую, становись сюда, решай сначала!

Мальчик достаёт новую тетрадь и становится около кресла бабки Лизихи. Стоит потупившись, ждёт.

- Ты что морду надул?! - набрасывается на него бабка Лизиха. - Не хочешь учиться - иди к мамаше, она тебя всему научит! Нечего ко мне лезть, коли сами учёные, сами всё знаете!

Бабка Лизиха гневно отворачивается от Юры. Её маленькие злые глазки беспокойно бегают по комнате, пытаясь найти новую жертву.