Жоржетта Геген-Дрейфюс - Как бездомная собака

- Нет, я не хочу ее видеть, мама. Скажи ей, что я сплю. Мама, скажи ей, что я сплю.

Несмотря на это, Элиана Бержэ вошла к девочке и критически посмотрела на ее бледное личико. Сесиль успокоила ее.

- Доктор Инграндес обещает, что она будет на ногах через одну - две недели. Моя дочурка доставила мне много беспокойства.

Ребенок улыбнулся матери; они таили про себя то, что обеим пришлось выстрадать.

- Ты перепугала свою маму, маленькая Эли. Почему ты бежала из дому? Целую ночь оставаться в лесу! Да ты ведь могла умереть!

Девочка упорно молчала, ища в глазах матери поддержку.

- Надо будет отправить ее на юг, в дом отдыха, чтобы вернуть ее румянец; конечно, когда она достаточно окрепнет для такой поездки.

- Я не могу отлучиться, - сказала Сесиль, - я только что брала отпуск, чтобы ходить за Эли.

- Ну так я ее отвезу, там она останется одна. Интересы ребенка должны быть превыше всего. Я знаю такой санаторий для детей в Сен-Мартен-Везюбле. Ей там будет очень хорошо.

- Я не хочу с ней разлучаться, - запротестовала Сесиль, которая не могла понять, что ребенок не полностью принадлежит ей и что другие люди имеют право распоряжаться его судьбой. - Дома уход за ней будет не хуже, чем в любом санатории. Приезжайте посмотреть на нее через несколько недель, и вы сами убедитесь.

Сесиль была также задета за живое, как и девочка.

- Мама, - сказала Эли, притянув к себе мать,- я хочу остаться с тобой здесь, дома. Прижми меня к себе. Я никуда не поеду без тебя…

Сесиль, провожая мадам Бержэ к машине, объяснила ей причину драмы.

- Значит, вы все-таки решили оставить ее у себя? - спросила инспекторша.

Эти злополучные слова, сказанные громким голосом под самым окном детской, услышала Эли. Сердечко ее начало учащенно биться. Когда Сесиль вернулась, она нашла ребенка в холодном поту, с заострившимся носом, ввалившимися глазами, чуть ли не в обмороке.

- Она тебя спросила, оставишь ли ты меня? Значит, правда, что ты хотела меня отослать?

И, сколько Сесиль ни хитрила, сколько ни объясняла, что все это относится к теперешней поездке Эли в санаторий, девочка оставалась весь вечер в подавленном состоянии. Она провела дурную ночь. Сесиль и Франсис дежурили у ее постели, боясь, что утомленное сердечко ребенка не выдержит нового испытания. Все же утро благополучно наступило, но потребовался весь неистощимый запас жизнерадостности Франсиса, сила воли и мужество Сесили, чтобы убедить и успокоить Эли, выздоровление которой задержалось из-за этого нового потрясения.

Тоньо, хотевшему зайти к Эли, пришлось несколько дней подождать.

- Угадай, - кто хочет навестить тебя? - спросила ее Сесиль.

- Тоньо!

- Угадай, - что он тебе принес?

- Не знаю. Что-нибудь сладкое.

И девочка со стыдом вспомнила шоколадные конфеты, хотя до сих пор не понимала, в чем была ее вина; она ведь сказала правду, как ее учили мать и тетя Роза.

- Нет, не сладкое.

- Тем лучше. Птичку?

- Нет.

- Собачку?

- Правильно. Как же ты угадала?

- Потому что мне очень хотелось иметь собачку.

Вошел Тоньо с месячным щенком на руках.

- Какой хорошенький! - воскликнула Эли. - Дай же его сюда, Тоньо. Положи ко мне на кровать. - Это был щенок из породы гончих с толстой мордочкой, трогательный, глупый, еще совсем младенец, но веселый и шаловливый. Когда же он залаял, то привел в восхищение всех присутствующих. Диана, стоя у постели, наблюдала за своим отпрыском и по временам облизывала его мордочку или зад, стараясь придать ему презентабельный вид. Вполне понятная гордость матери!

Когда Тоньо, довольный тем, что доставил больной удовольствие, ушел, девочка, которую его посещение утомило, сказала Сесиль:

- Видишь ли, мама, я, конечно, очень рада иметь этого щеночка, но я бы предпочла бездомную собачку. Я недавно встретила такую собачонку, совсем простую, грязную дворняжку; наверно, она была очень голодна. Такая славная! Я ее погладила, а она посмотрела на меня такими счастливыми и испуганными глазами. Бездомный щенок! Он искал себе дом и маму- (и Эли подумала: «Как и я!»). - Мама, я ведь ничем не обидела Тоньо? Я ничего ему не сказала. Ох, посмотри, что сделал щенок у меня на постели!

Еще многие, кроме Тоньо, навещали Эли. Мари-Луиза заходила к ней каждый день и приносила ей георгины и красный шалфей, а также воздушное печенье, которое она специально для нее пекла. Гарсиа сделал в ящике японский садик, посыпанный разноцветными камешками, и посадил туда крошечные кустики, напоминавшие деревья в миниатюре. Анетта принесла ей своего младенца и положила на постель, к великой радости девочки. Раймонда Форестье, молоденькая учительница, тоже посетила свою ученицу и подарила ей иллюстрированную книгу об эскимосах. Школьные товарки пришли к Эли частью из любопытства, чтобы посмотреть дом, где она жила, а также из жалости к маленькой больной, совершившей такой, никому не понятный поступок. Дети подарили ей картинки, специально раскрашенные для нее в классе. Все это растрогало Эли, которая убедилась, что к ней очень тепло относятся, и нужен был только случай, чтобы это проявить.

Сесиль писала Розе:

«Моя дочь просит написать тебе, что я ее люблю. Начала я с того, что послала тебе телеграмму: «Я оставляю ее у себя», чтобы успокоить твою душу.

Я вспоминаю все, что ты мне говорила в пользу этого ребенка и что я не хотела слушать. На следующий день после твоего отъезда пришло письмо от Жана Монзака, в котором он подтверждал свое приглашение на рождество мне, а также и тебе и спрашивал, - рассталась ли я с девочкой. Это письмо попало в руки Эли, которая в полном отчаянии убежала из дома и провела всю ночь в лесу, где Гонзалесу удалось ее найти только на рассвете. Она заболела воспалением легких. К счастью, теперь всякая опасность миновала. Ах, Роза, как я боялась потерять ее! Я поняла, что привязана к ней, словно сама ее родила в ту страшную ночь, в течение которой я ее искала вместе с Плессисом, Мари-Луизой, Гарсиа, Гонзалесом и Марией. Мы ее искали повсюду, с электрическими факелами обшарили лес, звали ее, но тщетно. Я избороздила на своем автомобиле все дороги, большие и малые. Как зловеще выглядит лес в бурную ночь, когда ищешь пропавшего ребенка!

Роза, что скажешь ты о всех моих колебаниях, о моем отвращении к Бабетте! Теперь между мною и моей дочерью установился душевный контакт. Ее тельце, требующее моего ухода, ее больные легкие и возбужденное сердечко, которые чуть не довели ее до гибели, кажутся мне моей собственной плотью.

Для меня не может быть рождественских праздников без моей девочки. Я бы хотела добавить: и без тебя, Роза, - но я разумна, и теперь, когда я вновь обрела свою дочь, я могу ждать до тех пор, пока ты вдоволь не насмотришься на все, что тебе дорого.