Уве Тимм - Мышонок-путешественник

— Быстрей! — крикнул я Вильгельму. — За мной! Я знаю, куда бежать.

Я забрался в вентиляционную трубу. Обернувшись напоследок, я видел, как живодёры захлопнули дверь снаружи, а по купе расплывались голубоватые облака отравы.

Мы поспешно выбрались из вагона и сначала спрятались под перроном.

Когда стемнело, мы покинули вокзал.

Перед нами раскинулась широкая, ярко освещённая улица, французы называют такие улицы бульварами.

Так вот какой он, Париж — город, о котором так много рассказывал Изегрим.

— Во где рай-то мышиный, — восторженно произнёс Вильгельм.

Мы тихонько побежали вдоль стен домов. На широком тротуаре стояли столики и стулья летних кафе и ресторанов. Люди сидели на тёплом ветерке, ели и пили.

В первый же вечер мы заметили одну привычку французов, которая нас просто восхитила. Французы имеют обыкновение в любое время суток есть длиннющие булки, называемые багетами. Причём они непременно отламывают кусочки от этих багетов, а не режут ножом. Так вот эти багеты и привычка ломать хлеб созданы будто специально для мышей — ведь при такой манере, естественно, сыплется множество крошек.

— Ежели покумекать, — сказал Вильгельм, — то хлеборезки по умыслу так сделаны, чтоб нам мышам вредить.

И тут я с ним полностью согласен.

У французов есть и ещё один удивительный обычай: на десерт у них всегда сыр — самых разных сортов, вытянутый, круглый, овальный, сыр с плесенью и без, сыр с перцем, с лаврушкой, с тмином.

Названия всех этих сортов сыра мы узнали от Пьера, который подразделял их на категории: qa va(сойдёт), bon(хороший), tres bon(очень хороший) и merveilleioc(превосходный).

Пьер был коренной парижской мышью. Мы познакомились с ним возле ресторана « Les trois mousquetaires »(«Три мушкетёра»). Пьер передвигался по бульвару с величайшей самоуверенностью. Он часто повторял: «Не бежать, а шагать. Люди замечают то, что быстро движется. Но если идти спокойно, они не обратят на тебя внимания».

Так что Пьер неторопливо прогуливался среди людей от ресторана к ресторану, постоянно выискивая деликатесы — ведь крошки багетов, что сыпались на каждом углу, он считал лишь гарниром. Любимыми блюдами Пьера были паштет из гусиной печёнки с трюфелями, сыр камамбер из департамента Кот-д’Ор и оливки в красном вине. Кстати, множество таких оливок валялось на земле, так как американские туристы обычно выбрасывали их под столик, полагая, что они испорчены.

— Les Americains out ипе culture de ketchup ,— говорил Пьер и принимался за оливку. Это означало: «У американцев кетчупная культура».

Во всём, что касалось вкуса, Пьер был очень строг.

— Хорошему вкусу можно научиться, — частенько говаривал он. — Иначе мы бы до сих пор были простыми полёвками. — Потом он обычно добавлял: — А опасность нужно любить.

[1] Уве Тимм Мышонок-путешественник Посвящается Бобромышу Внимание, мы в Париже, Восточный вокзал. ( фр.)

Париж изобиловал не только лакомствами, но, к сожалению, и опасностями. Никогда в жизни я не видывал столько кошек, сколько их было в Париже, к тому же это были самые крупные, самые быстрые и самые неистовые особи, каких вообще можно себе представить. Только в Париже я по-настоящему понял смысл мышиной пословицы: «Кошка в доме — ужас и горе».

Здесь в каждом доме живут сразу по нескольку кошек, потому что французы их очень любят. Но кормят их не очень-то сытно, так что эти бестии только и думают, как бы поймать мышь.

Уже на второй неделе нашего пребывания в Париже со мной приключился просто ужас. Я сидел на тротуаре под столиком уличного кафе и наслаждался кусочком сыра бри, упавшим у кого-то во время еды. Вдруг я почувствовал резкое движение воздуха и, подняв голову, увидел краем глаза, что на меня несётся огромная чёрная кошка.

Я помчался со всех ног.

Уже чувствуя горячее дыхание на затылке, я увидел у стены несколько мусорных баков. В последнее мгновенье мне удалось проскользнуть в узенькую щель между двумя баками. Выбившись из сил, я упал. Чёрная бестия попыталась вытащить меня лапой. Я забился подальше. Какие же огромные у неё были когти! Невольно вспомнился старый добрый кот Карло. Но почему всё так трясётся? Мусорные баки дрожали. Эта коварная тварь прыгала на них и пыталась опрокинуть! К счастью, баки были доверху набиты мусором. Кошка вела себя, как бешеная. Теперь я думаю, что ею владела ненависть всех хищников к миролюбивым грызунам. Потом она, к моему удивлению, вдруг успокоилась и уселась перед баком.

«Ладно, — подумал я, — можешь там сидеть сколько угодно», — и устроился поудобнее.

Но почему эта скотина так хитро оскалилась?

И тут я услышал грохот. Лязг жестяных мусорных баков, выставляемых на тротуар. Затем я услышал рокот мусоровоза и характерные звуки, с которыми мусорщики поднимают баки, опорожняют их в кузов машины и закатывают обратно в дома. Чем ближе раздавался грохот мусорных баков, тем ехиднее становился кошачий оскал. Вот кошка встала. Вот она уже нетерпеливо переступает с лапы на лапу. Вот я слышу голоса мусорщиков и мотор мусоровоза. Вот забирают соседние баки. Кошка встала вплотную к тому баку, за которым спрятался я и который вот-вот должны были поднять.

Подошли двое мусорщиков и подняли мой бак. Тогда я в отчаянии запрыгнул на штанину одного из них и как белка побежал по спирали вверх по ноге. Кошка огромным прыжком бросилась за мной, вцепилась когтями в штаны мусорщика и попыталась тоже подняться по его ноге.

Мужчина бросил бак и дал кошке сильнейшего пинка.

— Эти зверюги совсем обнаглели! — крикнул он. — Уже на людей бросаются!

Кошка уковыляла прочь.

Я осторожно слез со штанов мусорщика и побежал домой — мы с Вильгельмом устроили себе гнёздышко под телефонной будкой. Там я сидел, и у меня тряслись все четыре лапы. Сердце бешено стучало, и я думал: «Какая же всё-таки прекрасная была пора, когда мы жили на дворе с бузи-ной, и с котом Карло, и с пуделем Изегримом, и с моей семьёй».

Когда вернулись Пьер и Вильгельм, они увидели меня совсем заплаканного.

— Что стряслось-то? — спросил Вильгельм.

Я рассказал им о моей встрече с огромной чёрной кошкой.

— Ну, что поделать, — сказал Пьер, — опасности надо любить. Зато погляди-ка, вот преимущество Парижа. — Он принёс большущий кусок камамбера и теперь подарил его мне.