Уве Тимм - Мышонок-путешественник

— Спасибо. Но мне всё же лучше вернуться в Мюнхен. Пускай там теперь всё не так, как прежде. Всё равно лучше уж жить в холодной, но безопасной вентиляционной трубе, чем погибнуть здесь от лап таких огромных кошек.

Вильгельм тоже предпочёл вернуться в неприветливую к мышам Швейцарию, чем оставаться в кошколюбивом Париже.

И вот однажды вечером в пятницу мы распрощались с Пьером. Напоследок он устроил нам настоящий пир: паштет из утиной печёнки, торт из сыра бри и оливки в вине.

Мы просидели вместе до глубокой ночи, ели, пили и рассуждали, каким был бы мир без кошек.

Обняв Пьера на прощание, мы побежали в сторону Восточного вокзала. Оглянувшись, мы увидели в последний раз, как Пьер шагает по бульвару своей необычайно непринужденной походкой в сторону нашего ресторана «Три мушкетёра».

На Восточном вокзале мы побежали по путям в поисках поезда до Мюнхена. Нам уже хватало вокзального опыта, и мы знали, что даже мышам никогда не стоит бегать по рельсам. Нужно передвигаться вдоль рельса, держась вплотную к нему, так безопаснее всего, и не ошпаришься горячей водой, что иногда спускают из вагона-ресторана.

Так мы и бежали вдоль рельсов, как вдруг услышали мышиный писк. Мы осторожно взобрались на перрон. Писк доносился из желтого циркового фургона, стоявшего на вагоне-платформе. Из фургона как раз вышел мужчина с роскошными рыжими усами.

— Погоди-ка, — сказал я Вильгельму, — я спрошу у тех мышей в фургоне, куда идёт этот поезд.

В цирковом фургоне стояли ящики, и клетки, и большой стеклянный ящик, в котором суетилось множество белых мышей. А прямо у входа я увидел маленькую клетку с позолоченной решёткой. В ней сидела одна ухоженная белая мышь.

Я спросил её:

— Этот поезд идёт в Мюнхен?

— Да, — ответила она и ухмыльнулась.

Чего это она ухмыляется? В этот момент поезд тронулся.

— Скорей! — крикнул я Вильгельму. — Залезай!

Вильгельм забрался в фургон, а поезд уже набирал ход.

— А это что такое — спросил Вильгельм.

— Это знаменитый цирк «Саламбо», — сказала белая мышь в золотой клетке, покачиваясь на жёрдочке.

— А почему ты не сидишь вместе с остальными белыми мышами в стеклянном ящике?

— О господи, — закатила глаза белая мышь, — чтобы я сидел с этим сбродом? Нет уж. Я Джек, работаю со знаменитым волшебником Кландестином. А эти в ящике просто тянут тележку по манежу, тоже мне искусство.

И тут воздух затрясся от страшного рёва.

— Огроменный кот! — в ужасе закричал Вильгельм.

Джек рассмеялся:

— Нет, это Петц, бурый медведь. Обычно он спит и иногда подаёт голос во сне.

— Канада, — послышалось бурчание медведя, — Канада.

— Опять ему снятся его леса, — сказал Джек. — Петц родом из Канады. Теперь он катается по арене на самокате.

Поезд остановился, и фургон свезли с вагона-платформы.

— А до Мюнхена ещё далеко? — спросил я Джека.

— Думаю, да, — опять ухмыльнулся он.

Мы с Вильгельмом подошли к стеклянному ящику, в котором мыши как раз играли в прятки. Они пищали от удовольствия.

— Да они вовсю веселятся, — сказал я Вильгельму, — но жить в таком вот ящике я бы не хотел.

— То и мне не любо, — согласился Вильгельм.

Вдруг фургон начал раскачиваться. Бывает, что железнодорожные вагоны мотает из стороны в сторону, если машинист проезжает повороты слишком быстро, но медленное покачивание вверх-вниз — это что-то новенькое. Вильгельм забрался на один из ящиков и выглянул из маленького окошка.

— Водица, — растерянно сказал он, — крутом одна водица.

Я поднялся к нему и тоже посмотрел в окно. Действительно, насколько хватало глаз — только зеленая вода, море.

— И куда ж это мы путь держим? — испуганно спросил Вильгельм.

— В Англию! — крикнул Джек. — Мы на пароме в Англию. — И он покатился со смеху.

А мы с Вильгельмом заплакали. Как же мы вернёмся через море?!

— Вплавь, — хохотал Джек, утирая свои слёзы, — вплавь. Вы же, серые мышки, умеете плавать. Подумать только… — он снова залился смехом, — ну каков розыгрыш. Здорово получилось.

— Вот пижон, — огрызнулся Вильгельм. — Да ещё и злорадостный какой.

Белые мыши в стеклянном ящике бросили игру.

— Не слушайте Джека, — крикнули они, — не обращайте на него внимания. Идите к нам!

Мы подошли к их ящику.

— Я Тисси, — сказала одна белая мышка, — а вы откуда?

— Я домашняя мышь из Мюнхена, — ответил я. — Меня зовут Штефан, но все называют меня Бобромышем.

— А я, стало быть, швейцарская полевая, — представился Вильгельм.

— Знаете что, — сказала Тисси, — вам лучше остаться с нами, ведь рано или поздно наш цирк вернётся в Германию.

Забирайтесь на медвежью клетку и прыгайте к нам в ящик.

— А если медведь проснётся?

— Он не просыпается.

Мы с Вильгельмом вскарабкались по прутьям решётки. Ящик с мышами оказался под нами. Боже, как высоко.

— Давайте, прыгайте! — кричали белые мыши, и все выстроились вдоль стенок, чтобы нам хватило места для приземления.

Я прыгнул первым, потом Вильгельм. Стены ящика были из гладкого стекла и такие высокие, что выбраться из него было невозможно. Это была большая стеклянная тюрьма. Однако пол был выстлан тёплыми опилками, а там и сям стояли миски, полные корма.

— Ящик-то годящий, — признал Вильгельм, — да только каково в таком всю жисть прожить, в стеклянном? Все кому не лень на тебя буркалы таращат.

— Да уж, — согласился я, — не хотелось бы остаться здесь навсегда.

— Как вы вообще в стеклянном-то ящике живёте? — спросил белых мышей Вильгельм.

— Ах, — ответила Тисси, — мы здесь родились, и наши родители, и бабушки с дедушками. Нам тут очень хорошо живётся.

— А что вы делаете в цирке?

— Маэстро Саламбо сделал номер с мышами. Упряжка из двадцати белых мышей катает по манежу маленькую карету с сиамской кошкой. Посмотрите, она вон там в лукошке лежит. Её зовут Лена.

— Неужто не опасно? — удивился Вильгельм.

— Ну да, немножечко, — ответила Тисси. — Но перед каждым представлением Лену кормят до отвала, так что на арене она совсем сонная.

Потом белые мыши стали думать, как нам помочь.

— Спрячем-то мы вас легко, — сказала одна белая мышка, — вот в этом домике. — В ящике стоял маленький домик с дверцами и окошками. — Но не позднее чем через три дня маэстро Саламбо поднимет его. Весь ящик будут чистить.