Клара Моисеева - Рыцарь XX века

Поздней ночью удалось услышать голос Каира. «…Он лишен подданства, и книги его запрещены…» А далее подробности, от которых сердце замирает.

Аль-Хамиси лишен всех прав гражданства. Состоялся чрезвычайный суд над антиправительственными элементами. Садат в интервью корреспондентам телевидения сказал, что за рубежом есть силы, которые хотят свергнуть правительство Египта. «Один из главных супостатов — аль-Хамиси». В газетах напечатан его портрет и дана подпись: «Государственный преступник».

«Догадались воспользоваться законом двухтысячелетней давности, — подумал аль-Хамиси, выслушав сообщение каирского радио. — В римском праве есть закон «О гражданской смерти», он пригодился для меня. Как же страшит их мое слово! Я не устраиваю налетов на правительственные учреждения. Я не возглавляю группу террористов. Моя вина в том, что я призываю к демократии. Для Садата это хуже террора».

Всю ночь аль-Хамиси писал. Надо было подготовить доклад для выступления в Риме. Хотелось излить свои чувства в стихах. Они просились на свободу, они жгли его душу. Ярость кипела в нем. Все его существо протестовало против злодеяний правителя, который ни в чем не уступал королю Фаруку. Сколько зла он причинил своему народу! Противостоять ему может только слово борца. Призыв к борьбе.

На последней конференции в Афинах аль-Хамиси назначил в Риме встречу с товарищами из Сирии и Ливана. Общенародный арабский конгресс должен был обсудить положение палестинцев и противоборствующих сил в Ливане.

В афинском аэропорту аль-Хамиси прошел паспортный контроль и направился к выходу на аэродром. Оставалось уже немного времени до отлета. Вдруг в зале ожидания к нему подошел незнакомый человек и сказал, что нужно немедля зайти в кабинет полиции, выяснить одно важное дело.

— Вы египтянин, аль-Хамиси? — спросил неизвестный в штатском. — Покажите паспорт! — Он посмотрел паспорт и удивился тому, что паспорт не египетский. — Это незаконный паспорт! — сказал он, рассматривая документ.

— В Египте есть закон, разрешающий два вида подданства, — объяснил аль-Хамиси.

Услышав это, полицейский ушел с паспортом и запер дверь. Аль-Хамиси посмотрел на часы и понял, что самолет уже ушел. Что же будет дальше? Он под замком. Могут ли его насильно увезти в Каир? Совершенно ясно, что Садат договорился с египетским посольством о похищении. С благословения посла за ним учинили охоту.

Пришел другой таможенный офицер и снова учинил допрос. Но аль-Хамиси не сдался. Он потребовал немедленно созвониться с одним из посольств в Афинах, страна которого выдала паспорт, грозил международным скандалом. Офицер вернул паспорт и потребовал открыть портфель. В нем оказалось 1500 долларов, что снова вызвало подозрение таможенника. Пришлось долго объяснять, что не существует запрета возить с собой деньги в поездке.

После бесконечных споров и угроз, после оскорбительных и невежливых вопросов аль-Хамиси все же сел в самолет и полетел в Рим. Позднее друзья узнали, что выполнялось поручение Садата, жаждущего расправиться с патриотом, который был слишком любим и популярен в своей стране.

После заседаний поэт бродил по Риму и удивлялся контрасту между высокой цивилизацией, прославившей рабовладельческий Рим, и полным отсутствием человечности у древних римлян. Они забавлялись играми гладиаторов, обреченных на смерть. Стоя у Колизея, аль-Хамиси представил себе арену, залитую кровью, и увенчанного венками победителя, который непременно умрет уже в следующем сражении. В Риме аль-Хамиси написал поэму «Колизей». Он осудил в ней тиранию и зло порабощения, дошедшее через тысячелетия в двадцатый век. Потрясенный тиранией Садата, который поставил себе целью убить, уничтожить самый дух демократии, воскресить рабство времен фараонов, он писал:

«Когда же человечество достигнет гармонии между великими достижениями науки, расцветом культуры и нравственности? — вопрошал поэт. — Ведь пробелы в духовной жизни неизбежно ведут к падению нравственности. Как это печально!»

Снова Париж. Снова встречи с друзьями и обсуждение насущных проблем современности. Борьба за мир, защита интересов развивающихся стран, проблемы современного искусства и литературы в странах Арабского Востока. Многое делается для того, чтобы помочь патриотам родного Египта выстоять в своей многолетней борьбе за национальное возрождение, достойное великого древнего народа.

А на сердце поэта печаль о покинутой родине. Аль-Хамиси пишет:

— Как я рад тебя видеть, аль-Хамиси, — говорил Абдель-Аль, старый друг поэта. — Я из Каира. У меня добрая весть. Ты говорил мне, что твои книги изъяты и теперь недоступны египтянам. Я могу сказать: они доступны. Из частных библиотек книги передаются из рук в руки, переписываются, и молодежь читает твои стихи с восторгом. Я хочу прочесть тебе страничку превосходной статьи критика Гали Шукри. Мне доставит большое удовольствие первым сообщить тебе об этой статье, я согласен с точной и верной характеристикой известного литературоведа.

«…Аль-Хамиси личность романтическая и в идейном, и в художественном отношении, но его изначальная связь с народом, высыпавшим на улицы, не дала ему оказаться светочем, который вспыхивает только затем, чтобы тут же погаснуть. Связь эта переросла сама собой в спонтанное стремление отдать себя борьбе за будущее родины и народа. Да, он заимствовал у Салямы Мусы концепцию «литературы для народа». Да, он заимствовал у Халиля Мутрана принцип «органического единства поэмы». Но самое важное, он научился у них широко смотреть на вещи и не останавливаться на полпути. А потому естественно, что он шагнул дальше и социализма Салямы Мусы, и обновленчества Халиля Мутрана. Шагнул дальше и в качественном отношении, и по существу.