Михаил Глазков - Горюч-камень [Повесть и рассказы]

Семка молча сполз с печки и принялся шарить руками под лавкой.

— Ты чего хоть ищешь? — спросил Мишка.

— Веревку.

— Да вон она лежит, на конике.

Солнце уже высоко поднялось в небе, здорово припекало, когда ребята вышли из села. Они сняли рубахи и завязали их на животе — так загорят быстрее. Только Варька шла в ситчиковом платьишке, стесняясь что ли снять при мальчишках, хотя ей тоже очень хотелось загореть.

— А мы сковородку взяли, — приподняв мешочек и постучав по нему пальцем, сказала она Мишке и Семке с Дышкой. — И спички.

— А соли?

— Соль нет, не брали…

— Ну нишего, беж шоли шлопаем, — заключил Витек.

— запел от избытка чувств Мишка песню из вчерашнего кинофильма.

…Лес встретил их звонкой птичьей разноголосицей. Березки, с проклюнувшимися первыми листочками, стояли, как именинницы, в легких косынках. Зазеленели черемуховые заросли по лощинам. И только дубы, казалось, не замечали весны — громадные, с какой-то величавой независимостью, высились они над мелколесьем, без единой зеленинки, с морщинистой кожей на мосластых стволах и сучьях. Вершины их были в несколько этажей усеяны грачиными гнездами.

— Ну, братцы, и яичница будет! — в восторге воскликнул Мишка и тут же приказал Варьке:

— Ты с Семкой собирай хворост для костра. А мы с Витькой полезем.

Потом, спохватившись, передумал:

— Нет, сидите-ка лучше тут, а то еще заблудитесь.

— Хорошо, — ответила согласная на все Варька, счастливая, что ее взяли в лес.

Мишка, Венька и Витек натянули на себя рубашонки, чтоб не ободрать пузо, и покарабкались на ближайший дуб. Мишка был посноровистей, и первым добрался до гнезда. Грачи, почуяв недоброе, снялись с дерева и черной тучей, с гамом, нависли над головой.

Мишка дотянулся рукой до гнезда и пошарил:

— Есть!

Стал складывать яйца в картуз, взяв его в зубы. Опустошив гнездо, полез выше. Дорвался до яиц и Витек Дышка:

— Ой, школько их тут. Объедимши!..

Картузы были наполнены мигом. Дышка пожадничал и стал было класть яйца в карманы штанов, но вскоре бросил это занятие: яйца раздавились и потекли по ногам. Витек с досады хрипло завыл — говорить мешал зажатый в зубах картуз — и резво полез вниз.

— Во школько! — похвастался он, спрыгнув на землю и показывая содержимое картуза Варьке, а Семке дал пощупать руками.

— Да-а!..

Решили пока больше не лазать — сначала поесть те, что набрали, там видно будет. Все равно на сковородку много не войдет.

Насобирать хвороста было нетрудным делом. И вот уже затрещал костерок, весело заплясало пламя, вкусно запахло дымом, предвещающим хорошее угощение.

Маленькие, сероватые яички были разбиты над раскаленной сковородкой в мгновение ока — три пары расторопных рук споро управились с этим приятным делом. И — вот она, долгожданная яишня, с дразнящим парком и соблазнительной желтой корочкой. То-то попируем! Эх, еще бы хлебушка сюда настоящего, ржаного, каким, бывало, дед Веденей в колхозной кладовой оделял перед выездом в поле! Ну да, на худой конец, можно и без хлеба. Ребята, обжигаясь, брали руками и смачно уплетали куски разрезанной ножичком яичницы. Опорожнили сковороду в два счета. И про кричащих в верху обиженных грачей на время забыли. Но когда поели, невольно подумали о них.

— Оно, правда, немного жалко грачей-то! — сказал Мишка.

А Варька сразу погрустнела: да, нехорошо они все-таки сделали из тех яичек граченятки могли получиться, а они их полопали…

— Нишего, они еще нанешут! — попробовал успокоить Витек проснувшуюся совесть и тут же сам подлил масла в огонь — Мы ш вами навроде энтих фашиштов — пришли и жабрали не швое…

— Я сейчас тебе такого фашиста приварю, сам себя в зеркале не узнаешь! — вспылил непонятно с чего Венька. — Развякался тут!

— Я шего… я нишего, — испуганно забормотал Дышка.

И хотя никто досыта не наелся, больше ни словечком не заикнулись о яичнице. Пошли собирать дрова.

Глубоко от опушки не забирались: сухого хвороста и здесь было навалом, каждый за десять минут собрал по полвязанки, еще по столько же и можно домой.

На пути попадались притрушенные прелой листвой окопы, с тусклыми гильзами на брустверах, видели две-три землянки. Правда, заходить в них не рискнули: мало ли что, а вдруг в какой-нибудь волки зимовали и сейчас там сидят.

Вот и собраны вязанки, осталось лишь увязать покрепче веревками и — в путь. Тем более, что от Афанасьева надвигалась темнющая туча.

— А ведь мы, братцы, не успеем до дома дойти — скоро дождь пойдет, — поглядев на грозную тучу, определил Мишка, — Давайте лучше в землянке пересидим.

— А не штрашно в жемлянку-то лежть? — забеспокоился Дышка.

— Так и сделаем, — словно не слыша Витька, заключил Мишка… — А дождь кончится и пойдем.

Взвалив на спины вязанки, ребята пошли в ту сторону, где только что видели землянки. Нашли их скоро: безлиственный лес далеко и легко просматривался. Сбросив хворост недалеко от входа в землянку, Венька с Мишкой понимающе переглянулись между собой, словно спрашивая: ну, кто из нас двоих войдет первым? Не Семку же и не Варьку посылать! Мишка прочел в глазах друга не только вопрос, но и просьбу пожалеть его — что поделаешь, если коленки начали предательски дрожать при одной только мысли о пугающей темноте пустой землянки! И Мишка понял его, пожалел:

— Стойте здесь все, я сначала один загляну.

И нарочито твердой походкой двинулся к почерневшей от сырости дощатой двери, больше похожей на подвальный лаз. Дверь неприятно заскрипела, и Мишка ступил в темноту. Оставшиеся снаружи затаили дыхание…

Вдруг из землянки донесся приглушенный крик:

— А-а-а!..

Дверь со стуком распахнулась, и пулей вылетел испуганный Мишка. Цепко ухватив за руку Варьку, он увлек ее за собой, истошно крича:

— Тикайте! Тикайте!.. Там кто-то есть!..

Семка тоже бросился бежать, но тут же больно ударился головой о дерево и упал. Венька подхватил его под мышки, поднял и потащил за руку вслед за убегающими ребятами. За спиной раздалось:

— Стойте! Постреляю!..

Прогремел выстрел.

Беглецы припустили еще шибче. В эту минуту в лесу потемнело и хлынул проливной дождь. Полыхнула молния, гуданул, раскатываясь по лесу, гром.

Ребята без оглядки бежали к опушке, натыкаясь на пни, падая и снова поднимаясь. Позади и над ними сверкало, громыхало и бухало. И было трудно понять: то ли это гром, то ли продолжает, стреляя, гнаться за ними по пятам ужасный жилец заброшенной землянки…

Вот наконец и спасительная опушка! Быстрее из лесу, на голое поле! Пусть дождь хлещет, как из ведра, и негде укрыться, зато здесь нет таинственного лесного незнакомца.