Уильям Армстронг - Саундер ждёт хозяина

Мальчик самым последним прошёл через большую железную дверь.

Тюремщик с бычьей шеей вытолкнул его на улицу и прорычал:

— Пошёл прочь, щенок, а то в следующий раз не пущу!

Мальчик быстро повернул за угол, чтобы уйти прочь от железной двери и серых цементных стен тюрьмы. Он ненадолго задержался перед зданием суда и огляделся по сторонам. Из дома он шёл сюда со страхом, но его ждало хоть что-то хорошее — свидание с отцом, которому он нёс рождественский пирог. И он собирался не подать отцу вида, что он расстроен, чтобы не расстроить и отца.

Солнце грело уже слабее. Возле стены перед зданием суда почти никого не осталось, поэтому мальчик решил там присесть. Он чувствовал себя совсем разбитым и усталым. Что рассказать матери — что тюремщик грубо обращается с посетителями, но не кричит на заключённых? Он даже не обмолвится ей про пирог. А когда он передаст просьбу отца не посылать его больше в тюрьму, мать заметит: «Ты расстроил его, сынок. Я говорила тебе, будь веселее, а то расстроишь его».

Никто не проходил мимо стены, где сидел мальчик. Он забыл спросить отца о самом важном: в каком месте к нему пристал Саундер, когда был маленьким щеночком. Но теперь уже ничего нельзя было поделать.

Ещё когда мальчик шёл в город — до того, как краснолицый тюремщик всё исковеркал, — он представлял себе, как в ответ на его вопрос отец задумается и потом скажет: «Если к тебе пристанет бездомный щенок где-то на пустынной дороге, значит, его кто-нибудь выбросил из дома. Тогда ты можешь взять его себе и вырастить».

— Теперь из этого всё равно ничего не выйдет, — прошептал мальчик.

Даже если по дороге домой ему и попадётся бездомный щенок, мать скажет: «Я боюсь, сынок. Не вноси его в дом. Даже если ты оставишь его у нас до утра, всё равно ты должен отнести его на дорогу. Прикрикни там на него построже, чтобы он не шёл за тобой. Если кто-нибудь придёт к нам за ним, ты попадёшь в беду».

Почти всю дорогу назад мальчик шёл в темноте. Окна больших домов светились огнями, там виднелись зажжённые свечи. Несколько раз собаки бросались к воротам и лаяли на него. Но в пустынных местах дороги он так и не встретил бездомного щенка. Шагая в темноте, он представлял себе, что тюремщик с бычьей шеей валяется на полу среди остатков раздавленного пирога, и эти мысли подгоняли его. Возле одного большого дома придорожный столб с почтовым ящиком был освещён фонарём. Мальчик перешёл на противоположную сторону дороги, чтобы не попасть на освещённое место. «Люди вешают на столб фонарь, когда вечером к ним собираются гости», — сказал ему как-то отец.

После суда они пошлют отца строить дороги, или в каменоломню, или на тюремную ферму. Передаст ли отец с проповедником весточку о том, куда его отправили? Или его скуют цепью с другими каторжниками и отправят куда-нибудь далеко на год или два, прежде чем он увидится с проповедником? Как тогда найти его? Если бы они жили ближе к городу, то мальчик мог бы каждый день караулить у тюрьмы. И когда они стали бы увозить отца, запертого с другими заключёнными в большую деревянную клетку, он побежал бы за ним.

Когда мальчик пришёл домой, малыши уже спали. Он обрадовался этому, а то они засыпали бы его вопросами, которые могли огорчить мать, вроде: «А в тюрьме все в цепях? А по скольку дней люди сидят там?»

Мать таких вопросов не задавала. Она спросила только, удалось ли ему попасть в тюрьму и тепло ли там. Мальчик сказал, что тюремщик грубо обращается с посетителями, но не делает никаких замечаний заключённым. Он сам слышал, как некоторые заключённые даже поют.

Закончив свой рассказ, мальчик спросил, не появлялся ли Саундер. Прежде чем войти в дом, он уже заглянул под крыльцо и позвал Саундера.

Мальчик снова вышел во двор и стал звать Саундера, заглядывая под хижину со всех сторон. Он хотел зажечь фонарь, чтобы поискать под домом, но мать сказала:

— Повесь фонарь на место, сынок. Не к чему мучить себя. Поужинай, ведь ты умираешь с голоду.

После ужина мальчик наконец сказал:

— Отец не велел больше приходить к нему. Он обещал прислать весточку с проповедником.

Мальчик мешал дрова в плите. Он ждал, что мать спросит, держался ли он молодцом и не расстроил ли отца, но она молчала. Мальчик грелся у плиты, наблюдая за кучкой красноватых углей размером с ладонь. Ему казалось, что он видит краснолицего тюремщика, брошенного на пол тюрьмы и избитого. После долгого молчания кресло вдруг скрипнуло. Мальчик подпрыгнул от неожиданности, но мать этого не заметила. Она покачивалась в кресле, продолжая чистить орехи. Вначале она напевала мелодию без слов, а затем зашептала слова, но так, что они были слышны только ей самой:

Когда мальчик лёг спать, он с удовольствием ощутил планки кровати сквозь соломенный матрац. От подушки пахло свежестью, наволочка была гладкой и мягкой. Он устал, но долго не мог заснуть. Он думал о витринах магазинов с выставленными товарами. Он думал о горящих свечах в окнах домов. Ему приснилось, что руки отца прикованы к тюремным прутьям и он стоит так в камере со склонённой головой. Потом мальчик попытался прочесть вслух вывески на лавках, и тут к нему подошёл волшебник и спросил:

«Сынок, ты хочешь учиться, не так ли?»

Утром мальчик лежал в кровати и слушал, как мать открывала и закрывала дверцу плиты. Вот она со скрипом подвинула вьюшку в трубе. Мать тихо напевала. Потом мальчику показалось, что он слышит другой знакомый звук — слабое повизгивание на крыльце. Он прислушался — нет, не может быть! Саундер всегда вначале царапался в дверь, а потом повизгивал, причём царапался громче, чем визжал. К тому же прошло уже почти два месяца, а мать говорила, что Саундер вернётся через неделю. Но всё-таки это не был сон — визг послышался опять. Мальчик, чтобы не замёрзнуть, спал в рубашке, поэтому, когда он вскочил с кровати, ему оставалось только натянуть комбинезон. Мать перестала петь и тоже прислушалась.

На крыльце хижины стоял на трёх лапах живой скелет когда-то могучего пса. Он помахал хвостом, и шкура мелкими волнами заходила взад-вперёд на рёбрах. Голова и плечо собаки с одной стороны были без шерсти, красновато-коричневого цвета: кислота дубовых листьев окрасила рану в цвет дублёной кожи. Одна передняя лапа болталась, не доставая до пола. На голове торчал обрубок уха, а вместо глаза была только тёмная глазница с осколком кости над ней. Пёс поднял неповреждённое ухо и взвизгнул. Его единственный глаз был устремлён вверх — на фонарь и охотничий мешок на стене. Пёс не видел мальчика и его матери, он искал своего хозяина.