Владимир Добряков - Две строки до востребования

«А ну, посмотрим, кто будет рекордсменом!» Костя пробежал через комнату, даже не взглянув на стол, где сиротливо лежала тетрадка с написанным условием задачи, мигом натянул в передней сандалии и помчался на улицу.

Словно на спринтерской дистанции, летел он по асфальтовой просохшей дорожке к беседке — хотел с ходу ловко ухватиться за штангу. Высший класс хотел показать. Но не показал. Голос Гриньки, будто сигнал судьи о фальстарте, оборвал его бег на последней десятиметровке:

— Расступись! Кисель проснулся!

Какой уж тут класс! Остановился как вкопанный. Пробурчал:

— Может, сам дрыхнешь до одиннадцати!

— Где пропадал? — требовательно спросил Гринька.

— Дела… — подавленно ответил Костя. В эту минуту он бы и под страшной пыткой не признался, что сидел за уроками. В воскресенье?! Корпеть над учебниками?! Гринька упал бы от смеха.

— Дела! — покривил губы Гринька. — Тут, понимаешь, новый вид спорта выдумали, первый отборочный чемпионат проводим, а ты — дела…

Автором «нового вида спорта» оказался сам Гринька Швырев. Он и при Косте повторил, что только сейчас «открыл» этот вид. Насчет «только сейчас» ребята сильно сомневались: очень уж здорово у него получается. Вслух об этом, правда, говорить не смели, но Гринька подозревал, что ему не верят.

Снова пролетев почти полных три витка вокруг железной штанги, он горделиво сплюнул:

— Такой уж я! Сноровистый. За что ни возьмусь — все выходит. — Поморщившись, подул на красные ладони. — Огнем горят…

Вскоре и у Кости горели ладони, однако о трех витках он и помышлять не мог. Если бы потренироваться денек-другой… Врет Гринька, что раньше не крутил вот так же. А если не врет? Он и в самом деле какой-то сноровистый, способный. Все у него получается. Кто лезвие безопасной бритвы съест? А Гринька — запросто. Это говорится только — «безопасная». Еще какая опасная! Да, человек Гринька особенный, тут и спорить нечего. Выдающийся человек.

Костя вздохнул и вновь разбежался. Бесполезно, и двух витков не накрутил.

— Кончили! — распорядился Гринька. — Жюри, подводи итог.

Симка Калачев загнул грязный палец:

— Первое место, значит, за тобой. Второе…

— Второе, третье… — перебил Гринька, — не имеет значения. Кто на последнем?

— На последнем?.. — Симка сконфуженно посмотрел на Костю. — Вот он, наверно.

— Правильно! — Гринька взмахнул рыжим чубом. — Жюри поработало честно. Слышал, Кисель?

Костя кивнул. Он, конечно, мог бы и поспорить: всего пять минут, как вышел во двор. А за пять минут какая же тренировка? Но не стал спорить, сам виноват — столько времени на уроки угробил!

— А раз согласен — тащи! — Гринька пнул носком ботинка в туго натянутую шину велосипеда. — Доверяю. — И тут же добавил, строго оглядев ребят: — Сегодня дипприем будет в узком кругу. В два часа у меня важное свидание. Ухожу. На прием пойдешь ты — Калач, ты — Кисель… ну ладно, и ты еще — Кривая Рука.

Один за другим ребята проскользнули в тесную кабину лифта, и Гринька до обидного весело помахал рукой: «До скорой встречи!» Дверцы тут же сомкнулись, лифт понесся наверх.

Стиснув зубы, Костя поволок велосипед — тяжелый и ставший таким неуклюжим — по ступенькам лестницы. Он еще не взобрался на площадку второго этажа, как далеко вверху, на восьмом этаже, с легким щелчком лифт остановился и опять послышался насмешливый голос хозяина велосипеда: «Ку-ку, Киселек!»

Костя лишь зубы крепче сжал. Если бы это был не Гринька, а кто другой — плевал бы он на велосипед! Подумаешь, последнее место! Разве по справедливости? И все же Костя, сопя и обливаясь потом, волочил наверх непослушную машину. Куда денешься — Гринька распорядился. Надо бы сразу не соглашаться. А теперь — тащи. Не рассуждай.

Только как заставишь себя не рассуждать? На четвертом этаже, вытерев рукавом со лба пот, Костя обругал себя круглым дураком и подумал, что нет у него характера. На пятом — вытер пот со лба, щек, даже с носа зло смахнул каплю. «Идиот! Скоро на шею мне сядет, ноги свесит, а я улыбаться буду!»

На площадке шестого этажа, приткнув ненавистный велосипед к стене, он без сил опустился на ступеньку и чуть не заплакал. И не столько от усталости, как от злости на Гриньку и на самого себя. «Дудки! Больше не возьмет на арапа! Тоже кулак могу показать!» Втащив машину на площадку седьмого, Костя сплюнул: «Все, Гриня, кончилась твоя власть! Сейчас в лицо тебе скажу, какая ты свинья! Велосипед-то и в лифт можно было бы затолкать. Это ты нарочно подстроил. Прошлый раз Симка тащил, теперь меня заставил. Специально, чтобы унизить, подчинить. Мучитель ты, Гриня. Фашист!»

А когда, чуть не до крови закусив губы, рассвирепевший и готовый на все, Костя показался на площадке восьмого этажа, то прямо перед собой увидел распахнутую дверь швыревской квартиры. Там, у порога, на четвереньках стоял тщедушный Ленька Криворучко! Тут же выскочивший Гринька подхватил велосипед и показал на Леньку.

— Садись! Скакун от нетерпения бьет копытом.

И в самом деле Ленька стукнул ботинком об пол и тихонько заржал.

И куда злость подевалась! Костя взгромоздился на «коня» и, волоча ноги, под лающий хохот Симки, хозяина квартиры и самого резвого скакуна въехал в комнату, где на столе, заваленном с одного конца грязной посудой и корками хлеба, валялась разбросанная колода сильно потрепанных карт.

— Все законно, — сказал Гринька. — Пока тащил велосипед, мы по-быстрому конок сгоняли — кому быть твоим скакуном. Кривой Руке повезло. Только хвост не успели привязать…

— Вот он, хвост! — Симка весело помахал веником. — Веревкой хотели привязать.

— Ладно, теперь без надобности! — Гринька отобрал веник и зафутболил его в угол, под телевизор. Потом из мешка, стоявшего возле оконной батареи, взял полную горсть тыквенных семечек и протянул Косте. — Потрудился — подкрепись. — Он и других ребят оделил семечками. — Мать из последнего рейса привезла. На продажу. — Гринька крепкими зубами смачно раскусил слегка поджаренное семечко и далеко, через всю комнату, выплюнул кожуру.

— И нам… можно на пол? — нерешительно спросил Симка.

Костя бы не стал спрашивать. Хотя поначалу и ему чудно было — Гринька разрешал плевать и сорить в своей комнате: сколько влезет, но теперь он уже привык, не удивлялся. А вот конфузливый Симка привыкнуть пока не мог.

— Ах, какой культурный! Серебряное блюдечко сейчас подам тебе! — Гринька фыркнул и, как доказательство того, что здесь, в его квартире, позволено все, смахнул со стола черствые корки хлеба. Еще и ботинком наступил. С хрустом, размял. — Понял? А чистоту наведу, когда придет время. Может, и тебе выйдет поработать. Останешься три раза в дураках и радуйся — бери в руки веник.