Алексей Ливеровский - Тихий берег Лебяжьего, или Приключения загольного бека [Повесть]

Очень мешала занавеска и доска, набитая на раме! Почти ничего не было видно. Посредине избы на столе горела маленькая керосиновая лампа. Люди сидели вокруг. Лиц не различить, а голоса слышны. Говорили о чем-то непонятном, и как только громко заспорили, забренчала гитара и женщина запела:

Я сразу узнал голос лоцманской учительницы Кати. Она вся большая и красивая. Зачем только черные усики, правда, маленькие? Мама говорит, у Кати замечательное контральто, редкое, и надо ей ехать самой учиться, не детишек учить.

Катя замолчала. Я услышал другой голос, страшно знакомый. Сразу бы сказал, что это дядя Петя, только он давно уехал в город. Дядя Петя очень хороший, добрый, только немного странный, ходит, как старичок, сгорбившись, и никогда не смотрит в глаза, а мимо. Мама зовет его Петюнчик, говорит, что он всего стесняется и поэтому до сих пор не женился.

Дяди Петин (да, дяди Петин!) голос сказал:

— Не надо больше подвергать маму…

Это он про бабушку. Тут вступился густой, как из бочки, голос:

— Петр прав. Теперь надо как-то иначе. Не думайте, что наш урядник дурак. Прохвост, несомненно. И взятку сорвал, и унюхал, и будет крутиться вокруг подозрительного дома.

И этот голос я узнал — это лоцманский ученик. Он таким басом поет в церковном хоре, стекла дрожат. Сразу запела Катя:

Когда Катя смолкла, только гитара тихонько бренькала, я услышал еще один голос, полузнакомый, то есть где-то уже слышал, картавый:

— Не в вашей бабушке дело. Пговалили надежное место. Надо новое. Обещают еще пгислать ского. Дядя Ваня…

Дальше я не расслышал и мне стало скучно. Алешке тоже, и вообще нехорошо подслушивать. Мы пошли вокруг домика и встретили Альку с Ванькой. Они тоже уходили. Разбойников никаких не было. Это наши взрослые. Неинтересно. Из двери на песчаную дорожку падала полоска света, там что-то блестело. Алька нагнулся, поднял и сунул в карман. Уходя, я еще послушал Катину песню:

Пока мы шли, я сказал Альке:

— По-моему, там дядя Петя и Катя, только не видно было.

Алька рассмеялся:

— Ага, вот так разбойники! Я в то окно почти всех видел. Там еще Кот и этот картавый Антон. Помнишь, приезжал, и все спорили, спорили… И были еще незнакомые.

Из двери сарая показалась белая фигура. Я даже вздрогнул. Слава богу, Юрка. Он нас поджидал. Мы все рассказали. Он был доволен, подсмеивался над нами: нашли разбойников! Потом вдруг остановил нас и сказал страшно серьезно:

— Ребята, наверно, они никому не говорят, что собираются в столяровом домике, это, может быть, их тайна, а мы подглядели. Нехорошо. Давайте дадим клятву никому не говорить. А?

Алешка Артист страшно любит и знает все клятвы. Мы подняли руки и повторяли за ним:

— Своей клятвой креплю чужую. Никому никогда не расскажу, что видел в столяровом доме. Если нарушу клятву, пусть моя кровь превратится в жабью и стечет на сырую землю от удара кинжалом в сердце.

Здорово у Алешки клятвы получаются. Мы поклялись и пошли домой.

У нас происшествие.

На утренних бревнах было скучно. Накрапывал дождь, и мы никак не могли решить: оставаться ли на улице, или идти домой? Купаться или играть в футбол, конечно, не хотелось. И у сыщиков было плохое настроение: разбойников в столяровом доме не оказалось, где же их искать? Девочки болтали всякую ерунду и собирались идти на сеновал, под крышу.

Алька вынул из кармана какую-то блестящую штучку и показывал. Ванька Моряк — у него папа военный — сразу узнал патрон от револьвера. Мишка закричал: «Дай мне!» — и схватил у Альки из руки. Алька стал отнимать. Мишка орал, отбивался и засунул патрон в рот. Алька страшно разозлился, повалил Мишку на траву. Тут Мишка заорал: «Ой, пусти, я его проглотил!»

Что тут началось. Пришлось позвать взрослых. У Альки-Мишкиной мамы сразу сделалась мигрень. Она замотала голову сырым полотенцем, плакала, стонала и все повторяла, что Мишка взорвется и умрет. Мы осторожно, чтобы не трясти и не толкать, под руки свели Мишку, чтоб поближе, к нам в дом и положили на диван. Мишка стал страшно важный и, хотя, конечно, трусил, молчал — не плакал, только сопел.

Сережка сказал, что Мишка пока безопасный, он взорвется, когда патрон начнет перевариваться в желудочном соке. В общем, решили Мишку не трогать, а его мама размотала полотенце и пошла за фельдшером.

А пока все взрослые и мы сбились на крыльце и обсуждали Мишку, чтобы не при нем говорить: он и так испугался. Мама спросила:

— Юрий! Кто дал Мишке патрон? Наверно, ты. Сколько раз говорила, чтобы вы не лазали в папин охотничий ящик!

Никто из нас, ребят, еще не ответил, как Юрка выпалил:

— Мамочка, прости, я взял поиграть пустую гильзу, дал Альке, а Мишка выхватил и проглотил.

Кира сказала:

— Все это пустяки, порох не такой уж опасный. Алексей Васильевич, когда заряжает на столе патроны для охоты, постоянно просыпает порох. Раскатятся, как горошины, по полу, я их на совок — и в печку, хоть бы что!

Мы с Юркой переглянулись. Смешная Кира: говорит про нашего папу и путает дробь с порохом. Дробь-то свинцовая, просто расплавится, а порох вспыхнет, еще как, уж мы-то знаем, не раз поджигали.

Тетя Зина была спокойна, сказала:

— Надо подождать. Сегодня-завтра выйдет. Только бы не стал поперек.

Пришел фельдшер, вымыл руки, натянул белый халат. Спросил у мамы, что Мишка проглотил. Мама ответила, что патрон. Какой? Мама пошла в папину комнату и принесла из охотничьего ящика большой медный патрон двадцать четвертого калибра от папиного ружья и поставила его на стол.

— Наверно, доктор, такой.

Совсем не такой: Алька маленький нашел, но мама, конечно, не знала.

— Ого! — удивился фельдшер.

Подошел к Мишке, заставил его открыть рот, посмотрел язык, пощупал пульс и решил: выйдет.

Мишка заплакал и совсем перестал шевелиться. Мама сказала «спасибо» и дала фельдшеру денег. Тогда он присел за стол, написал рецепт и протянул маме:

— Слабительное. Не беспокойтесь, выйдет.

На следующий день все Лебяжье знало, что Миша проглотил патрон. Вдруг пришел урядник. В комнате были две мамы, Кира, Юрка, Алька, Нинка и я. Мишка сидел на диване и читал книжку. Патрон еще не вышел, и Мишку из дому не выпускали. Урядник вошел, поздоровался, без приглашения сел к столу и боднул на нас, ребят, усатой мордой. Мама распорядилась: