Владимир Добряков - Когда тебе пятнадцать

Предчувствие Костю не обманывало. И торопился не напрасно. В людском ручейке, вытекавшем из широкой прозрачной двери проходной, Костя скоро приметил и отца — в старой, вытертой меховой кепке и в сером, почти новом пальто с поясом. Отца держал под руку высокий и худощавый парень. Лишь по фигуре можно было угадать, что это парень, — лица не разглядеть. Пышная лисья шапка налезла на брови, а под ними, у самых глаз, курчавилась необъятная, как его шапка, рыжеватая борода.

Косте не понравилось, что парень, словно даму, держит отца под руку. Может, потому Костя и дожидаться не стал, когда они подойдут ближе, — сам поспешил навстречу.

— Ты… зачем здесь? — увидев сына, встревоженно и недовольно спросил Петр Семенович.

— Мимо шел… — Костя опустил глаза. — Вот и решил…

— Решил! — отец поморщился. — Ишь, он решил!.. Филя, — обернулся к бородачу, — до двадцати семи не женился, и не спеши. Видишь: сколько радости — народный контроль в действии… Мать, что ли, послала? Перепутала: аванс только через три дня будут выдавать.

Костя покраснел — он знал, что в дни выдачи зарплаты мать иной раз приходила встречать отца к проходной завода.

— При чем тут мама! — буркнул Костя, все так же глядя себе под ноги. — Она и с работы еще не приходила.

— Дело у тебя, что ли, какое?

— Ты обещал вовремя домой прийти, — уклончиво заметил Костя.

— Ну, обещал… Приду.

— Идем. — Костя за руку отца не взял, но вид у него был упрямый, решительный — не отстану, мол, сейчас идем.

— Так с другом я. Вот — Филя. Филипп Аркадьевич. Фрезеровщик, известный человек, чемпион по пиву. — Петр Семенович, словно заискивая перед сыном, подмигнул ему, даже улыбнулся. — Огурцом подавиться мне, если вру, — двенадцать кружек выпил, на спор. Сразу, одним дыхом. И семь шашлыков заглотал. А еще Филя у нас артист. Скоро в кино увидим. Кость, сынок, я недолго, через час и приду. Всего по кружечке пива.

— Пап, ведь ты обещал, — с мольбой в голосе сказал Костя. — Мне нужно. Очень…

— Выходит, Семеныч, не судьба сегодня, — тая за густой бородой то ли улыбку, то ли досаду, проговорил «чемпион по пиву». — Отцовский долг повелевает…

— Да обожди ты с долгом! — отмахнулся было Петр Семенович, но, заметив подходившего к ним невысокого и плотного, в коричневой пыжиковой шапке мужчину, примирительно и тихо добавил: — Оно, может, и верно — в другой раз посидим.

— Лады, — кивнул бородатый и, не задерживаясь, широко пошагал дальше.

А Петр Семенович уже поймал на себе внимательный, заинтересованный взгляд мужчины и, будто объясняя, развел руками:

— Вот, Леонид Иванович, с сынишкой встретились. Как говорится, моя продукция. Знакомься, Костя, — обратился он к сыну, — наш слесарь-передовик Волков, его портрет на Доске почета висит.

— Да будет тебе, — по-доброму усмехнулся Волков. — Ты вот мастер, ишь, какого сына сработал. Костя, значит, звать?..

Пока шли до остановки, Петр Семенович не без гордости сообщал всякие сведения про сына — в каком классе учится, что сестренку любит, что ботинки носит уже одного с ним размера. И тут же добавил, объясняя причину неожиданного прихода сына:

— Вот просит ботинки с коньками купить.

— Дело нужное, — одобрил Волков. — Только не промахнитесь — от зимы-то одна кочерыжка осталась. Вдруг нога возьмет да отцовскую еще на номер обскачет.

— Обскачет. Как пить дать обскачет! — с удовольствием согласился Петр Семенович. — А мы с упреждением купим. Сам помню: натянешь ботинок на два носка, зашнуруешь — нога как литая. Красота! И мороз нипочем, и летишь стрелой!..

Воспоминания об отце, таком вот веселом и щедром, у Кости уже почти начисто выветрились, и потому он смотрел сейчас на отца с удивлением, не совсем понимая, правду тот говорит или всего-навсего прикидывается таким хорошим перед этим Леонидом Ивановичем? А когда вспомнил, что фамилия слесаря Волков, то с горечью подумал: «Так и есть, прикидывается, хитрит, видно, боится, как заяц волка».

На остановке слесарь распрощался, и Костя не утерпел, подозрительно покосился на отца:

— Ты его боишься?

— Кого, Волкова?

— Ага. Про коньки вдруг придумал.

— Чего же это я придумал! — возразил Петр Семенович. Прихлопнул в нагрудном кармане бумажник и подосадовал: — Маловато, не хватит. А то хоть сейчас в магазин. Пошли бы и купили.

— Правда? — вырвалось у Кости.

— Трепаться — последнее дело.

Удивившись отцовской щедрости, Костя улыбнулся:

— Нет, лучше к новой зиме тогда. А то и верно, как Волков сказал: от этой зимы одна кочерыжка осталась… Пап, а мне показалось, что ты боишься его, хитришь.

Обидно было Петру Семеновичу услышать такие слова от сына. Но ответил не сразу. Сели в троллейбус, проехали остановку, и тогда уж сказал:

— Чего же Леонида Иваныча бояться? Уважают его, вот что. Справедливый мужик. Зла от него не было никому. Хотя может так в глаза сказать, что не сразу очухаешься.

Костя вспомнил, как непросто иногда говорить напрямую, и вздохнул:

— Смелый, значит.

— Он парторг в нашем цеху, — согласно кивнул Петр Семенович. — Робкому тут нельзя быть. А шапку видел у него? Пыжик. В дорогой цене. Шел недавно вечером, шапку с головы и сорвали. Хулиганы. Поймали их через день и шапку нашли. Ему теперь уж в цеху советуют, чтобы каждый-то день не носил — уведут без отдачи. Смеется. Специально, говорит, надеваю, это, говорит, как нажива на окуня. Всю шпану этой шапкой переловлю.

— А твоя где? — посмотрев на старую меховую кепку отца, спросил Костя. — Тоже украли?

— Моя-то цела. Григорию дал поносить.

— И твою потеряет, — снова поглядев на вытертый мех кепки, сумрачно сказал Костя.

— Жалко бедолагу. В школе когда-то вместе учились. А на днях гляжу — ухо у него, как снег, белое. Приморозил. А и потеряет — не велик урон. Если бы пыжик или там лиса, как у Фили, а то — кролик.

Костя подумал: значит, и у Тани шуба из кролика. И тоже серая.

— Все равно, — упрямо сказал он, — хорошая шапка.

Час назад на Юлькин вопрос, не придет ли сегодня дядя Гриша, Костя торопливо, будто детсадовский попугай Ломтик, с испугом повторил: «Что ты, что ты!» Но ведь и в самом деле может заявиться. Шагая по заметенному снегом тротуару, Костя настороженно поднял на отца глаза:

— Отчего же не спросишь, зачем у завода тебя встретил?

— И верно! — искренне изумился Петр Семенович. — Не за коньками разве?

— Девчонка из нашего класса должна прийти. Поглядеть, чем комсомольцы дома занимаются… Как у них вообще дома… Понимаешь?

— Ясно. Пускай глядит. Нормально у нас. Верно?.. — Отец снял перчатку и потрогал подбородок. — Еще и побреюсь сейчас. Красивая она?

— Кто? — слегка опешил Костя.

— Девчонка твоя.

— Пап, ты скажешь! Моя! Она комсорг в нашем классе… Пап, между прочим, предупреждаю: если дядя Гриша сегодня надумает заявиться к тебе, то я не пущу, как хочешь, не обижайся.