Владимир Добряков - Когда тебе пятнадцать

А после ужина Костя пошел проводить Таню. Она сама попросила его. И сказала, что хочет еще поговорить о школьных делах, кое-что решить…

Петя сразу сел на трамвай, поехал проявлять пленки, и Таня с Костей остались вдвоем. Таня как-то естественно и просто взяла Костю под руку. Костя ничего не сказал, прошел несколько шагов и осторожно спросил:

— Может быть, мне удобнее держать?..

— Попробуй.

Получилось. Под гладкой тканью пальто Костя ощутил слабую теплоту ее локтя, и ему стало необыкновенно хорошо.

— Четыре часа назад, — сказала Таня, — мне пришлось крупно поговорить в бабушкой. Очень крупно.

— Поругались?

— Стоило бы. Я ей сказала: твои партизанские методы совершенно не годятся, они вредны и антипедагогичны.

— Да в чем дело-то? — забеспокоился Костя.

— Дальше слушай. Я сказала: ты меня ставишь в смешное положение и вообще убиваешь всякую инициативу.

— Ничего не понимаю. — Костя даже остановился. Впрочем, руку Тани не отпустил.

— Представляешь, четыре часа назад сообщила потрясающую новость: оказывается, директор завода Геннадий Андреевич послезавтра приглашает меня к пяти часам. Это тот завод, где и Петр Семенович работает.

— Тебя приглашает? Лично?

— В этом-то и дело. И тут, видишь ли, она постаралась, выскочила! На каком-то активе встретила его и сказала, что мы, то есть комсомольцы подшефной школы, собираемся выступить у них с концертом… Ну, смотри, что вытворяет! Я только посоветовалась с ней, а она… Не бабушка, а просто атомный двигатель! И во всем она так. С директором школы тоже «случайно» встретилась!

— Очень хорошая у тебя бабушка, — улыбнулся Костя.

— Прекрасная! Замечательная! А что теперь делать?

— Что, идти или не идти к директору?

— Нет, пойти, конечно, пойду. Что с концертом делать? Прямо и посоветоваться не с кем… Подготовим?

— Ну, если хорошо взяться… К Новому году можно было бы. Есть же и самодеятельность в школе, оттуда какие-то лучшие номера включить…

— Там малышей больше. Их хлебом не корми — дай только стихотворение со сцены прочитать. А нужны-то комсомольцы.

— По-моему, это не имеет значения.

— А вот ты лично выступишь? Споешь?

— Таня, если вопрос так стоит, то чего же, я попробую. Порепетирую и… Ладно, я согласен.

— Это другое дело. Ответ ясный. Спасибо! Еще: ты не пойдешь со мной к Геннадию Андреевичу?

— Я?

— Дорогу ты знаешь. Твой отец работает на заводе. Ты — ученик подшефной школы. Почему не пойти? Честное слово, одной как-то неудобно. Ишь, единственный полномочный представитель! Все сама!

— Хорошо, пойдем, — снова согласился Костя. — Я знаю, где заводоуправление. Это и через проходную не надо.

— Еще щепетильный вопрос. Надо ли об этом говорить нашему директору? Он, по-моему, не очень за. Во всяком случае, в первый раз, когда приходила к нему по вызову, он отговаривал.

— Сходить все-таки надо, — подумав, сказал Костя. — А то неудобно может получиться.

— Знаешь, — с одобрением сказала Таня, — ты логично и просто мыслишь. Из тебя, вероятно, хороший руководитель может получиться.

— Вот правильно: руками водить! Ты меня захвалишь — из-за носа дороги не увижу!..

К Юрию Юрьевичу комсорг 9-А ходила на большой перемене.

Костя Таню поджидал возле дверей шестого класса. Минут десять он слушал, как мальчишки с увлечением строили планы на первые короткие осенние каникулы, которые начинались с завтрашнего дня. «Может быть, мне в театр пригласить Таню? — подумал Костя. — С этими всякими событиями уже и не помню, когда был в театре…»

Наконец Таня вышла из кабинета.

— Заждался? — спросила она.

— Четыре минуты до звонка.

— Зато столько вопросов решили! С клубом фотолюбителей обещает твердо помочь. На днях даже собирается вызвать Петра Семеновича для переговоров. А вдруг Петр Семенович не согласится?

— Должен, — сказал Костя. — Видела, как с Курочкиным разговаривал! Если бы не ужин, еще бы час сидели…

— Снова про эстрадный оркестр напомнила. Сказал, чтобы в разговоре с Геннадием Андреевичем об этом даже не заикалась. Будто уже все готово, только одна какая-то еще подпись нужна. К Новому году, говорит, и трубы, и барабаны будут. В основном рекомендует говорить о концерте самодеятельности. Сейчас еще побегаю, выясню… Когда встречаемся завтра?

— Лучше пораньше. Завтра каникулы. Можно погулять до пяти.

— Хорошо, в два часа. У того места.

— У телефона-автомата?

— Ну, как всегда. Это же твой наблюдательный пункт.

Где-то за городом, за темневшими (если посмотреть с Таниного двенадцатого этажа) лесами и еще за какими-то дальними далями, где Костя никогда еще не бывал, но обязательно побывает, где-то там, в северной или восточной стороне, уже крепко и надолго обосновалась зима. Первых своих разведчиков — холодные ветры, стаи снежинок — она посылала и сюда, в Танин и Костин город.

Пусть ветер, пусть летит в глаза снег. Разве плохо? Когда тебе только пятнадцать, когда все впереди, какое имеет значение — дождь ли, солнце ли, жара или мороз!

И они шли, куда несут ноги, говорили, шутили, улыбались, печалились. Да, вспоминалось не одно лишь хорошее, всякое ведь было.

Вот рассказала Таня об отчиме, как в день своего рождения назвала его «отцом». Две недели не говорила об этом. Что-то удерживало. А тут сказала. И о том даре, который преподнес ей Дмитрий Кириллович.

Действительно, интересно, и слушал Костя со вниманием. Но стало как-то не по себе. Не выдержал, осторожно спросил:

— Почему ты не сказала мне о дне рождения?

— Почему? А ты сам подумай. Вспомни.

Вспомнил. Не мог не вспомнить:

— Обещал, что сам узнаю, и не узнал?

— Молодец! Без наводящих вопросов обошлось. — Таня нашла в себе силы улыбнуться.

Костя покраснел. Не холодный ветер был причиной. В самом деле, как же это могло получиться?

— Тебе очень обидно?

— Было. Сейчас не очень. Я, кажется, немножко научилась прощать. Это ведь нелегко. Согласен?

— Я об этом как-то не думал.

— Так что считай: я все забыла.

— Тебе можно, — вздохнул Костя. — Мне вот нельзя.

— Ну, известная истина: на ошибках учатся.

— Да, — кивнул он. И добавил: — Надо только стараться быть хорошим учеником. Двоечник вряд ли научится… Таня, ты, пожалуйста, не сердись. Не знаю, как это получилось. Каждый день что-то случается…

— Костя, — с укором сказала Таня, — ну зачем ты унижаешься до объяснений! Сказал — я верю. Я, думаешь, не забываю? Все на свете! О концерте сейчас практически бабушка напомнила. Я тебе могу ужасную тайну открыть… Сказать?

— Что-то даже страшно, — улыбнулся Костя. — Может, не надо?

— Во мне, вот честное слово, — недостатков всяких, слабостей, пороков… ну… не знаю, вот как снежинок!