Владимир Добряков - Что берешь в дорогу

У полосатой «зебры», недавно обновленной белой краской, Вадим постоял немножко, пробежал взглядом по окнам троллейбуса — вдруг мелькнет знакомое, милое лицо — и перешел улицу.

Следующее двухэтажное здание — Дом быта. «Пошивочная, прачечная, парикмахерская». Отлично! Почаще бы встречались такие замечательные заведения! Еще на полсотни метров стал короче нечетный порядок улицы.

Вадим купил в киоске мороженое и присел на лавочку. Хорошая улица Космонавтов! Хорошие люди тут живут. А эта Наташа с лукавыми ямочками на щеках! Ишь, малявка! «Вы ее любите?» «А ведь чем-то на Люду похожа, — подумал Вадим. — Глаза большие. А ямочки и у Люды были на щеках».

И ему вдруг отчетливо вспомнилось, когда он впервые по-настоящему разглядел Люду. В третьем классе это было. В коридоре Люда взяла его за, руку и потянула к окну:

— Хочешь, покажу драгоценный камень?

Кто бы отказался посмотреть!

— Ну давай! — сказал он. — Показывай свой камень!

Тогда душа у Вадима еще дремала и не умела замирать при одном взгляде на эту беленькую веселую девочку. Потому и потребовал: «Показывай свой камень!»

А Люда с таинственным видом достала из кармашка лоскуток и развернула его.

Вадим уже знал: драгоценные камни сверкают на кольцах, в короне у самого короля. А тут…

— Драгоценный?! Да я таких на улице соберу…

— Дурак ты! Ничего не понимаешь! Гляди… — И она приложила камень к его глазу. — Видишь, солнышко?

Солнца он не увидел, но что-то желтое, искристое, переливавшееся на свету поразило его.

— Это янтарь. Солнечный камень. Папа на морском дне нашел.

И он поверил. Может, еще и потому поверил, что большие серые глаза ее, опушенные ресницами, были совсем рядом с его лицом, а маленькая рука касалась его щеки…

С тех пор и поселилась в его душе девочка Люда…

Вадим доел мороженое и отправился дальше.

Не меньше часа ушло на обследование трех длинных пятиэтажных домов. В конце концов после доскональных выяснений убедился, что и здесь никто не имеет представления о двадцатилетней девушке по фамилии Белова.

Снова перешел на другую сторону улицы. Через десять минут благодаря спискам и расспросам школьниц он заочно познакомился и с жильцами дома номер десять. Ничего не дала ему и разведка в большом дворе, объединяющем два следующих дома.

А дальше улицу Космонавтов пересекала узенькая старинная улочка Замковая, видимо доживавшая свои последние годы и застроенная в давние времена невысокими убогими домами, среди которых встречались и одноэтажные.

«Вот таких бы, — подумал Вадим, — хоть две сотни можно проверить за день».

Но все же было отчего и порадоваться — по другую сторону улочки метров на сто тянулся забор, доски которого еще не успели утратить сочной желтоватой свежести. Над забором возвышался башенный кран и виднелись еще три наклонных маленьких крана на механическом ходу.

«Почему же забор такой длинный? — с любопытством подумал Вадим. — Не похоже, что это дом строят».

Искать знающего человека не понадобилось — вскоре на новеньком заборе возле приоткрытых ворот увидел щит с красными буквами: «Строительство городского Дворца спорта на 8000 зрителей ведет СМУ-6».

«Ничего себе, — не без гордости подумал Вадим. — Столичный размах! И правильно, такие и стройте! Еще сто метров улицы долой!» А что, отмахал сегодня немало. Вадим оглянулся — площадь, откуда начал разведочный поход, просматривалась уже совсем вдалеке.

Минут через сорок, обследовав два пятиэтажных дома на другой стороне улицы, Вадим почувствовал, что проголодался.

«Хватит на сегодня», — сказал он себе и двинулся в обратном направлении, к Дому быта. Трешку тратить ему ни к чему, а за полтинник привести прическу в божеский вид не помешает. В последний раз недели две тому назад стригся, еще в части.

Проснулась Люда поздно и с большой тяжестью на сердце. Даже глаза открывать не хотелось. Ей сразу вспомнился вчерашний день, проведенный на работе. Тяжелый день, понедельник.

Да, неправильно она поступила. Надо, надо было сделать так, как вначале и решила: взять сметану и масло, принести в цех пораньше и поставить Ольге в шкафчик. Никуда бы она не побежала и шум не стала бы поднимать. Какой шум, если вот они, ею же в субботу «добытые» продукты, у нее в шкафчике!

Или уж совсем бы тогда смолчать, не подавать виду… Только как было не подавать виду, как было набраться сил и смолчать, если Ольга, увидев ее, губы свои тонкие, в перламутровой помаде, чуть не до ушей растянула: «Здравствуй, моя лапочка! Какая сегодня свеженькая! Как настроение? Как спалось?»

Нет, не могла Люда сдержаться. При всех говорить, правда, не стала, но крепко взяла Ольгу за руку и потянула к выходу в коридор. Там, возле умывальной комнаты, прямо в глаза и выпалила:

— Ну, Оля, такого свинства от тебя не ожидала!

А та не растерялась — с улыбкой и, казалось, с искренним удивлением посмотрела:

— Неужто обиделась? Или положила мало?

— Еще и смеешься! Совесть-то у тебя есть? Обыкновенная совесть!

Тут глаза Ольги сузились.

— Совесть? Слышала, читала про такое в книжечках.

— А в жизни, значит, на совесть можно наплевать?

— Ты меня не учи. Еще зеленая.

— А ты не всех меряй на свой аршин! Если сама перепачкалась…

— Ну ты, чистенькая, — процедила Ольга, — думай, что вякаешь!

Не надо было вступать в эту базарную перепалку. Сказала главное, что из сердца рвалось, и хватит — уйди с достоинством. А вот не хватило ума — брякнула:

— Не знаю, чистенькая, грязненькая, а продукты эти завтра же принесу и поставлю в твой шкаф. Я к ним не притрагивалась.

Тут-то и взвилась Ольга:

— Дрянь, чистоплюйка! Работает всего ничего, а права качает, принцессу корчит! Ты с мое поишачь, тогда поглядим, какая будешь! Посмей только принести! Я тебя так ославлю — с треском с работы вылетишь! О ней, паршивке, забочусь, как лучше делаю, а она!.. Смотри, Людмила, — поджала Ольга червячки своих губ, — пойдешь поперек — всю жизнь тебе поломаю!

И ушла. Как победительница. Голову держала прямо, не оглянулась.

А Люда в умывальной комнате — благо там никого не было — наревелась вволю и лишь потом умылась, повздыхала и пошла работать.

Безобразная едена. Тяжелый, безрадостный день. А ведь накануне как-то немного успокоилась. Когда незадолго до ухода Виталия снова почему-то вспомнила о продуктах, «дарованных» Ольгой, то он и говорить ей не дал:

— Не забивай этим голову. Что в конце концов за проблема!..

И она замолчала. Даже вроде и устыдилась: в самом деле, сколько можно об этом!.. А Виталий продолжал:

— Посмотри лучше туда. — Они стояли в ее комнате, у окна. Свет был приглушенный, горела лишь настольная зеленая лампа у изголовья тахты. Виталий обнимал ее за талию и смотрел в окно на улицу, освещенную огнями фонарей, желтых, как марокканские апельсины. На противоположной стороне громоздились высокие девятиэтажки с тысячами окон-светлячков. — Посмотри, сколько окон. И за каждым — люди, мужчины и женщины. Со своими судьбами.