Владимир Добряков - Что берешь в дорогу

Сказал почти весело.

Она повернулась к нему — в самом деле, приглаживает рукой волосы, улыбается.

— Так и надо, моя хорошая. Так их, нахалов, по морде! Прости, что… ну, проверку такую устроил. Но теперь спокоен: уж если мне… нокаут… — Он потрогал щеку. — То все в порядке. Девочка твердых правил. Я спокоен. Молодец!.. Людочка, — взглянув на будильник, сказал Виталий, — ты не очень рассердишься, если я… все же посижу у этого старикана? Он зануда, конечно, жует что-то там под нос за кафедрой, но злопамятен. Обязательно припомнит. К нему по три раза ходят сдавать, если кого невзлюбит… Так я пойду, ладно? Не станешь обижаться?

— Да-да, иди, — сказала она. — Зачем наживать неприятности?

— Вот именно. Молодец, все понимаешь…

Через две минуты, чмокнув ее в щеку, Виталий открыл замок и шепнул:

— Пока. Не сердись. Я зайду.

— Надеюсь, не в такое время?

— Что ты, я же понимаю.

Лифт Виталий вызывать не стал. Люда, прикрыв глаза, стояла у закрытой двери, слушала, как быстро удаляются и замирают на лестнице его шаги… Стихли. Она постояла еще немного, прикасаясь горячим лбом к глянцевитой прохладной двери, затем прошла в комнату.

Остановилась у тахты. С минуту смотрела на смятое покрывало, сдвинутую под ним подушку. Люда качнула головой и тихо опустилась на пол. Лицо у нее было усталым и отрешенным. Но вот плечи вздрогнули, и она заплакала. Сначала неслышно, не всхлипывая, сдерживаясь. Потом сдерживать подступавшие рыдания не стало сил, она заплакала в голос, стиснула пальцы в кулаки и ударила по тахте. Раз, другой, третий.

— Ну, почему? — сквозь рыдания повторяла она. — Почему так плохо? Все плохо. Почему?.. Ну за что это мне? За что?.. Вадим, где ты? Ну почему, Вадим, скажи?..

Вадим?.. Люда затихла. Опустила руки. Почему сказала — Вадим?.. Ах, вот почему…

Она быстро поднялась и прошла к зеркалу. Достала из кармана платок, вытерла слезы и долго с тревогой всматривалась в свои серые большие, с черными горошинами зрачков глаза. Только бы не это… При выписке из больницы врач тогда спрашивал: не было ли каких-то сильных переживаний, потрясений? Она сразу не вспомнила. А врач сказал, что вспышка могла произойти и на почве какого-то стресса. Надо хорошо отдохнуть, не волноваться. Экзамены она сдавать не будет, в больнице дадут справку. И только потом, в поезде, лежа на полке, она вспомнила февральский вечер, как возвращалась с Вадимом из театра, как из-за кустов вышли четверо…

Неужели опять?.. Люда помигала длинными, чуть загнутыми ресницами. Боли вроде бы нет. Режет немного. Наверно, от слез.

В ванной комнате она покрутила краны, и теплой водой осторожно промыла глаза, ополоснула лицо.

Да, надо успокоиться. Она вошла в кухню, задернула штору, чтоб не так было светло, и повернула колесико динамика. И тотчас удивленный мужской голос спросил: «Катюша, а почему заглавную букву своей фамилии ты написала такой большой?» — «Потому что я старшая, — серьезно ответила девочка. — Витя поменьше, а Лена младшая. Значит, моя заглавная буква должна быть самая большая».

Люда улыбнулась: «Ну и Катюша! Надо ведь такое придумать!»

Во вторник Вадим вновь увидел на прудах влюбленную парочку. Он не мешал им. Не пытаясь догнать, бежал метрах в ста позади. Так прошли два круга. Иногда ему приходилось сбивать скорости: длинный парень и чернявенькая то вспоминали, что им пора обняться, то целовались, а потом опять бежали, взявшись за руки.

Вадим завидовал им: счастливые! Это чужое счастье, невольно подсмотренное им, волновало и рождало надежду: вот разыщет Люду и…

Однако и этот день, вторник, прошедший в расспросах, хождениях по дворам, ничего не дал. По четному порядку улицы дошел до номера «32» — девятиэтажного, облицованного плиткой дома. А перед ним, чуть в: глубине улицы, открыв свои стеклянные двери, стоял универмаг. Был уже конец рабочего дня, народу по тротуару валило, как на демонстрации, и Вадим, притомившийся за день, сел в троллейбус и поехал в обратном направлении до площади.

А в среду на голубых Дёмкинских прудах знакомой парочки в ярких красных костюмах Вадим не увидел. Он даже расстроился. Может быть, опоздал? Или еще не прибегали?

Сделал в своем обычном темпе два круга и все поглядывал, не появятся ли? Хотел еще и на третий круг, пойти, но лохматая болонка старика, никак не хотевшая подружиться с Вадимом, снова по-хамски, с трусливой яростью облаяла его, и он повернул к дому.

Отца Вадим не застал. В тарелке, прикрывавшей кастрюльку с винегретом, лежала записка и четыре бумажки по десять рублей. «Вадя ушел пораньше. Купи ты ради бога этот костюм себе. Негоже в таком бегать. Некоторые поди насмехаются. Чего нам хужей быть. Купи. Еш хорошо. Венегред шнициль разогрей чаю выпей. А то задание свое не здюжиш».

Усмехаясь, Вадим сел к столу. «Ошибок-то нагородил! Ни одной запятой… Хороший ты мужик, папка. Везенья бы тебе побольше, здоровья и грамотенки. Плохо, видно, без мамы тебе, без Клавы твоей…»

В универмаге Вадим; прежде всего зашел в отдел радиотоваров. Сразу отметил: до его ухода в армию выбор товаров был меньше. Сейчас и портативные цветные телевизоры — пожалуйста, и стереосистемы, магнитолы. Только деньги давай.

На третьем этаже в отдел обуви заглянул. Тоже выбор приличный. А желтые чешские туфли с красивой строчкой до того понравились, что заколебался — искупить ли? Но… языком прищелкнул и вернул туфля продавщице.

Костюм Вадим купил синего цвета. Были и красные, как у влюбленных бегунов, но выбрал синий. Что это, скажут, обезьянничает! Конечно, неудобно. А вообще, надо бы как-то познакомиться.

Со свертком в руке он покинул торговый муравейник и, очутившись на улице, прикинул, на какую сторону идти. Теперь искать будет посложней — дальше дома в основном шли высокие, иные своими глазастыми прямоугольными торцами даже поверх девятиэтажек глядели. Видно, в последние годы построены. «Зато списки, наверно, поточней будут», — подумал Вадим.

Однако не оправдались надежды. Девятиэтажный под номером «32», что облицован плиткой, был всем хорош: голубые лоджии, широкие пролеты лестниц с рифлеными стеклами, декоративные решетки, просторные подъезды! Одно плохо — не оказалось списков жильцов. Вадим озадаченно почесал в затылке. Так и мимо проскочить недолго. Неделю ухлопаешь, и все напрасно. А потом? Не по новой же начинать!.. Вот если бы знать, как отца Люды звали. С ее именем и отчеством, наверно, дали бы оправку.

Но вспомнилось, как недавно стоял и краснел перед окошком справочного бюро. «Нет, раз начал операцию — доведу до конца!»

Отсутствие списков усложняло дело. Лишь минут через двадцать появилась уверенность, что и в этом доме надеяться ему не на что. А вот в соседнем, тридцать четвертом, было легче — тотчас увидел длинный описок жильцов, написанный четкими буквами. Молодцы, настоящие хозяева! Хозяева хорошие, но и там Беловых не оказалось.