Владимир Добряков - Что берешь в дорогу

— Чанов. Григорий Иванович. Главный судья соревнований. Видишь? На стул садится. Виски седые, как серебро… Могу познакомить.

— А для чего мне? — удивилась Люда.

— Человек интересный… У него тоже последняя модель.

— Машина, что ли? — спросила она.

— Ну да, «Жигуль». Тоже помучился с гаражом. А сейчас строит. Не сам строит — коллективный гараж. И что интересно, Людочка: гаражи эти недалеко от вашего дома. Минут восемь ходьбы. На пустыре строят, за дорогой. Там улица Лебедева проходит. Не знаешь?

— Лебедева? Знаю. Там хлебозавод, загс.

— Смотри-ка! — Виталий прижал ногой ее колено. — Значит, интересуешься, про загс знаешь!

— Ничего не интересуюсь! — по-детски надула губы Люда. — Просто один знакомый в том доме живет.

— Знакомый? — переспросил Виталий. — А кто такой?

— С нашей работы. Ситов. Я тебе говорила.

— А, Ситов — грузчик? Чокнутый, с приветиком?

— Ни с каким он не с приветиком.

— Ну пусть без приветика, хороший мужик, — охотно согласился Виталий. — О гараже послушай. На триста машин гараж. Два этажа. Капитальное сооружение. Но… все поделено, распределено. Есть, правда, загашник десятка на полтора — вроде как резерв главного командования. А для кого, кому. — Виталий выпятил круглые губы, развел руками. — О том не всем известно.

С нахмуренным озабоченным лицом помолчал минутку, потом взглянул на стол судейской бригады.

— Даже Чанов, по-моему, не знает… Он не знает. Но в горисполкоме-то, в управлении архитектуры… Люда, ты слушаешь меня?

— Слушаю, — начиная понимать, почему он так подробно рассказывает о гаражах, ответила она.

— А мама твоя, Татьяна Ивановна, не могла бы узнать, а? — Виталий вопросительно взглянул на Люду. — Понимаешь, как бы здорово иметь там гараж! А то по часу люди добираются транспортом. Машине не рады… Ты можешь с мамой поговорить?

Люде вдруг захотелось спросить: не за этим ли он привез ее сюда? Но удержалась. Слишком все-таки подозрительна она… Чтобы сказать о тираже, не обязательно делать это здесь. Просто захотел показать соревнования. Пусть даже и себя показать. Что ж, и это понятно. Борец не из худших.

— Хорошо. Я могу опросить маму. Если она что-нибудь знает. Могу. Что тут особенного.

— Людочка, спасибо!.. Ну этого Брагина обязательно сделаю сегодня! Вспомнит у меня прошлый год!.. Людочка, а на работу тебе обязательно?

Она вспомнила Ольгу, как та в последнюю минуту сказала, что если случится какая необходимость, то пусть не приходит. Можно, значит, не прийти… Люда посмотрела на ковер — там двое борцов, мертвым захватом обхватив друг друга руками, лежали, словно отдыхая на виду у зрителей. Люда вздохнула:

— Работа, Виталий. Сейчас, знаешь, как строго с дисциплиной: Тем более после комиссии.

— Идем, хоть до выхода тебя провожу.

А на улице шел дождь. Мелкий, противный.

— Посидим немного, — сказал Виталий. — Может быть, перестанет. Мне, видишь, отлучаться сейчас нельзя. Тренер через полчаса собирает нас.

— Что за глупости, я сама дойду.

Они присели у входа на стулья.

— Как здоровье Татьяны Ивановны? — спросил Виталий.

— Нормально.

— Ну, а на работе что нового? Затихли страсти-мордасти?

— Наоборот. На той неделе собрание будет.

— Ну и что?

— Не знаю.

— А эти… сметана, масло — дома?

— В холодильнике. Как тогда положили…

— Ты смотри, относить продукты не надо. Только неприятности будут от этого. Точно говорю.

— Виталий, — глядя на дождь, проговорила Люда и грустно усмехнулась, — я тоже вроде тебя… Сразу не решилась… Думала, не обязательно говорить. А раз у нас такие отношения теперь… надо ведь начистоту. Чтобы потом… Ну, обид, что ли, не было бы…

Виталий твердо положил ей руку на плечо. Посмотрел в глаза.

— Понимаю, Люда, не надо, не продолжай. Сейчас время других ценностей. Только древние старушки приходят от этого в святой ужас. Мало ли чего не случается. Да и я, честно признаюсь, не ангел. Так что и у тебя… Кто это, когда — спрашивать не стану. Хотя, конечно… Ну, чего ты покраснела? Обыкновенное дело. Люда, ты обиделась? Я же ничего…

— Ты бы хоть дослушал, пустым голосом сказала она. — Я не о том совсем.

— Не о том? — Виталий растерялся и озадаченно спросил: — Что же тогда?

— Я два раза лежала в больнице. С глазами.

— Да? Ну и что?

— В Москве лежала.

— Ну, а сейчас как?

— Сейчас нормально. Хорошо. Вроде все хорошо.

— Ну чего ж тогда беспокоиться? Это и хотела сказать? А я-то подумал…

— Но это сейчас хорошо. А как дальше будет — я ведь не могу знать. Вдруг снова обострение…

— Ну, Людочка, вдруг не вдруг! Так нельзя… А когда ты лежала?

— Первый раз в седьмом, классе, потом — в десятом.

— О, сто лет назад! А как, с чего началось?

— Просто маленькая сухая сосновая шишка случайно попала в лицо. Глаз задела. Это в седьмом классе. А потом… может быть, из-за нервного потрясения.

— Когда бабушка умерла? — спросил Виталий.

— Бабушка в прошлом году умерла. Я тебе говорила, ты забыл! А это три года назад.

— А что все-таки случилось? — спросил Виталий. — Не секрет?

— Почему секрет? Очень сильно избили моего школьного товарища. Из театра с ним шли. Очень хороший парень — Вадим Глебов.

— Из-за тебя избили? — Виталий прищуренными глазами посмотрел на Люду.

— Из-за меня, — кивнула она. — Во дворе у нас один хулиган был. Сейчас за что-то посадили его. И вот… надо же — влюбился в меня.

— Ого! — присвистнул Виталий. — У тебя ухажеров-то… Целую команду можно составить.

— Ты, Виталий, будто обвиняешь меня.

— Людочка, нет-нет! Да и странно было бы: за такой девушкой чтобы никто не ухаживал!.. Ну а этот… правильно, Глебов?.. он что сейчас? Здесь, в городе? Видишь его? Студент?

— В армии служит, — сказала Люда. — В институт он не стал поступать.

— Не переписываешься с ним?

— Нет.

Люда посмотрела на часы, потом устало перевела взгляд на серое, местами клубившееся небо.

— Не кончится этот дождь. Я пойду. Теперь, Виталий, ты все знаешь. — Она вышла на улицу, раскрыла зонтик и, не оборачиваясь, торопливо зашагала по мокрому тротуару.

В троллейбусе Люда сидела в полупустом салоне, глядела на косо струившееся от капель дождя оконное стекло, и ей хотелось плакать.

А дома сняла сапоги, повесила плащ и только отдернула покрывало, так в платье и легла. На часах было начало четвертого.

«Не пойду я сегодня на работу», — устало подумала она и, закрыв глаза, лицом кверху, долго и совсем неподвижно лежала на тахте.

И вдруг, словно мгновенно проснувшись, открыла глаза и подняла голову. Минутная стрелка придвинулась к половине.

— Нет, — вслух сказала себе. — Что же это выходит: коготок увяз — всей птичке пропасть?

Она быстро и решительно поднялась, прошла на кухню и открыла холодильник. В большой прозрачный мешок сложила масло, сметану.