Владимир Добряков - Одиннадцать бестолковых

— Ты бы, — говорю, — дал мне кусок доски.

— Это можно, — ответил Левка и повел меня в чулан. Там всяких досок и чурбаков целая гора была сложена. Я сразу выбрал подходящую доску.

— Вот эту, — говорю, — дашь?

— А ты мне что дашь? — спросил Левка.

Я пожал плечами. А Левка продолжал:

— Знаешь, сколько кубометр досок стоит? Думаешь, рубль, два? Как бы не так! Двадцать рублей за хорошие доски платят.

— Денег у меня нет, — сказал я.

— А что есть?

Я стал вспоминать: компас есть, цепь от велосипеда, шарикоподшипник…

— Цепь не надо, — сказал Левка. — А подшипник и компас принеси. Посмотрю.

Пришлось сходить домой. Жалко было шарикоподшипника. Новый, блестящий. Я был уверен, что Левка выберет его. Так и получилось. Левка покрутил подшипник, поморщился и положил его в карман. Потом осмотрел компас, опять поморщился.

— Мало за такую доску, — вздохнул он и стал поглаживать доску рукой. — Сухая, выдержанная! Эх, досочка!

— Ты что же, — испугался я, — и подшипник и компас берешь?

— Факт. Зато какую доску даю! — Левка постучал по ней согнутым пальцем. — Слышишь, колокол! Березка первый сорт!

Я пожалел, что связался с Левкой. Но делать было нечего — взял доску.

У отца в ящике с инструментом я отыскал рубанок, пилу, потом расчертил доску по мерке и принялся за работу. Прежде всего отпилил лишнюю часть доски. Затем взялся за рубанок. Стесывать пришлось много. Через пять минут я вспотел. Но чтобы отдохнуть — не хотел и думать. Стружки белые, курчавые, все лезут и лезут из рубанка. Красота! Глаз не оторвешь! Я засучил рукава, расстегнул ворот. Хорошо! Целый бы день так строгал. Не надоело бы! И точно: часа полтора работал и хоть бы сколько-нибудь надоело — ни чуточки! Но больше строгать было нельзя. И ширина и толщина — все тютелька в тютельку. Потом ровненько, как на листке было нарисовано, закруглил угол. Я долго еще возился с крышкой. Вырезал места для петель, буравил дырочки, шлифовал шкуркой. Начало темнеть, когда закончил работу. Крышка получилась на славу, совсем как настоящая. Оставалось только покрасить. Краски у нас не было, и я опять отправился к Левкиному отцу. Он был не такой хитрый и жадный, как Левка. Дядя Сергей налил в пузырек краски, сказал, как мазать, сушить.

Я, конечно, здорово перепачкался. Но выкрасил ровно, без пятен. Краска блестела, будто стекло.

Пришел отец. Убрать я еще не успел. В комнате стружек полно, краской пахнет. Но отец не заругался. Он почти никогда не ругает меня. Только спросил, что за вещь мастерю. Я сказал, что крышку для парты. Отец больше и спрашивать ничего не стал.

Я подмел стружки, сложил инструмент и пошел помогать отцу чистить картошку.

К утру краска хорошо высохла. Нисколько не прилипала. Я взял отвертку, спрятал крышку под пальто и отправился в школу. Так рано я никогда не ходил в школу. В раздевалке еще никого не было. Я быстро, чтобы не увидел кто-нибудь, поднялся на второй этаж, зашел в свой класс и запер дверь стулом.

Отвернуть шесть винтов оказалось делом нелегким. От волнения руки вспотели, отвертка срывалась. Наконец все-таки отвернул. Подошел к двери, прислушался. Никого не слышно. Не теряя времени, приложил свою крышку. Да, не ошибся — петли как раз пришлись на свои места. Дырочки немного косят, но ничего — закручу.

Вот один винт зашел, второй, третий. Работа уже подходила к концу, когда я услышал, что по коридору кто-то идет. Я замер. А если это кто-нибудь из нашего класса? Что тогда?.. Я не дышал от волнения. Ближе, ближе… Нет, прошли мимо. Руки у меня дрожали. Вставил винт, нажал отверткой, и вдруг что-то резануло по пальцу. Боли даже не почувствовал, хотя отвертка рассадила мясо чуть ли не до самого ногтя. Я крепко замотал палец платком, торопливо закрутил последние два винта. Все. Крышка на месте. Я затер ботинком капли крови на полу, схватил отвинченную крышку и стал искать, куда ее спрятать. Подходящего места не было. Тогда положил ее под пальто, вынул из дверной ручки стул и вышел в коридор. Огляделся. Никого. Я выбежал на улицу. Зайдя за угол, быстро сунул крышку в решетку подвального окна, куда летом ссыпают уголь.

Сразу сделалось легко и приятно. Получше перевязал палец и снова пошел в школу. Сдал пальто на вешалку. Минут десять погулял по первому этажу и только после этого не спеша отправился в свой класс. Там было уже человек пятнадцать. Одни листали учебники, другие стояли у окна и разговаривали. Томка и Света, как обычно, проверяли чистоту. Подошли ко мне. Уши посмотрели, шею. Но придраться было не к чему.

Зашло еще несколько человек. А новую крышку на Любиной парте никто не замечал. Мне это казалось удивительным. Ведь издали видно, что крышка новая. Просто, наверно, никому в голову не приходило как следует посмотреть на Любину парту. Интересно, сама она заметит или нет?

Скоро в дверях показалась Люба. Она подошла к своей парте, подняла крышку и… положила портфель. На крышку никакого внимания. Побежала с девчонками здороваться. И со мной поздоровалась. Но мне все равно было не по себе: вот, думаю, старался, старался и, выходит, напрасно. Что старая крышка, что новая — никому нет дела.

Но я ошибся. На первой же переменке о новой крышке заговорил весь класс. Сама Люба заметила новую крышку или Оля Сорокина, ее соседка, — не знаю. Только когда кончился урок, вижу я, рассматривают они крышку, поднимают ее, опускают. И обе пожимают плечами. Потом других девочек позвали.

— Парта наша. А крышка другая, — объясняла Оля Сорокина.

— Кто же это заменил?

— Сами гадаем.

И я подошел, тоже будто поглазеть — по какой такой причине народ собрался.

Все по-разному говорили:

— Это, наверно, школьный столяр сделал…

— Ага, так тебе из-за той надписи и будут менять!

— Кто же тогда?..

— Да-а, загадка египетской пирамиды.

— А может, кто вырезал, тот и сменил?..

— Это со второй смены ребята сделали…

Мне, признаться, очень хотелось сказать, что это я сделал такую замечательную крышку, что сам и привинтил ее, но я, конечно, промолчал, не подал и виду.

Целую переменку толковали о новой крышке, да так ни до чего и не договорились.

Я уже думал, что на этом дело и кончилось, и никто никогда не узнает правды о крышке. Но вышло иначе.

В тот же день меня в раздевалке окликнула Люба:

— Костя, обожди, вместе пойдем.

Я насторожился: чего ей нужно от меня? Неужели о крышке узнала? Хотя как она может узнать?

Люба заговорила о всяких пустяках — что интересное кино смотрела, на каток ходила, что скоро — Новый год. Я успокоился.

— Костя, — сказала Люба, — у нас дома будет елка. Я девочек приглашаю. Знаешь, я хочу, чтобы ты тоже пришел. Придешь?

Мне было так приятно это услышать, но, честное слово, я не знал, что ответить. Как-то неудобно.